Мой отец Валентин Серов. Воспоминания дочери художника

Один раз, году в 1902-м, приехав из Домотканова, столкнулась я у Серовых в Большом Знаменском с Врубелем.

С семилетнего возраста я не имела случая встретить его[334], и он показался гораздо ниже ростом; поразила его беззубость и краснота его лица, тогда как я вспоминала его всегда бледным, изящным.

Врубель стал стремительно поворачивать меня за плечи около окна (!:)то было днем), вглядываясь в лицо и повторяя: «А похожа, похожа…» Надо было понимать, что на Машу. Семейное сходство.

За несколько лет перед тем, на передвижной, перед выставленным портретом Маши (сидящей на столе, с настурциями), слышу тихо сказанное, со взглядыванием исподтишка на меня: «Видишь, мама, как художники всегда приукрашивают».

«Реабилитировать» Серова, что, мол, не меня он изображал? Это значило признаться, что я слышала «антикомплимент». Мне не хотелось смущать сказавшую это гимназистку, такую же, как и я.

Шумно бывало, когда гостила Валентина Семёновна. Тогда сразу собиралось много народу. Музыка, обсуждение будущей и пройденной ее работы, страстные споры, в которых ото многих перья летели.

Тогда собирались ее друзья: Бларамберги – композитор Павел Иванович (Валентином Александровичем совсем в юности написан его портрет) и его жена, Минна Карловна, оперная певица, исполнявшая в Киеве роль Рогнеды в опере А. Н. Серова. Оба очень идейные и очень внешне красивые, эффектные люди. Бывал виолончелист композитор Александр Крейн. Композитор Майкапар приходил со скрипкой, играл свои новые произведения. Его интересовало мнение Валентины Семеновны. Много говорилось о музыке. Было празднично на душе. И всегда присутствовал кто-нибудь из деревенской молодежи – один-два человека, вытащенные Валентиной Семеновной из глуши для музыкальной, учительской, революционной работы.

Дружил с Валентиной Семеновной молодой тогда композитор Р. М. Глиэр. Хессин, дирижер, ученик Никиша, был частым и желанным гостем у Серовых, когда там жила Валентина Семеновна. Приходила музыкант Линева, приехавшая из Америки, с которой вместе Валентина Семеновна устраивала в 1905 году столовые Для бастовавших рабочих на подмосковных заводах, а потом – музыкальные кружки, на основе которых развилась «Народная консерватория»[335].

Раз или два я помню у Серовых Шаляпина. Он приехал столько же к Валентину Александровичу, как и к Валентине Семеновне. Она заинтересовала его спеть Илью в ее опере «Илья Муромец». Он пел тогда в театре Мамонтова. Опера была исполнена в; этом театре.

Как-то провожая Федора Ивановича в передней, Серов, а за ним Шаляпин стали как бы на катке по льду кататься. Это выходило замечательно, получились разного типа конькобежцы: отчаянные мальчишки, скрюченные, махающие руками, и тренирующиеся спортсмены, прямые, ультрасерьезные.

Как противоположность блеску; этой квартиры, мне видится, удаляясь в глубину лет, самое первое московское местожительство Валентина Александровича и Ольги Федоровны в девяностых годах прошлого столетия – бедное, почти студенческое[336].

Это было в Большом Воротниковском переулке, около Старо-Пименовской церкви: Валентин Александрович, подняв воротник своего серенького пиджака и съежившись, изображал старичка, погрузившегося в одежду, шаркал и шамкал очень смешно, олицетворяя адрес своей квартиры: «Старый Пимен в Больших Воротниках».

Валентин Александрович тогда писал портреты Мазини и Таманьо, Левитана, Лескова – к сожалению, уже совсем больного; Крымский дворик во время летнего пребывания в Крыму, эскиз «Ифигении»[337] (в 1893 году он поехал летом с семьей в Крым, в Кокозы, чтобы избежать холерной эпидемии в Средней России).

В Старо-Пименовском переулке он работал над исторической картиной «После Куликовской битвы»[338]. С этой картиной в Старо-Пименовском связано смутное воспоминание о том, как в бытность нашу – Нади Маленькой и меня петербургскими гимназистками, очутившимися на Новый год в Москве, Серов взял нас, чтобы поразвлечь, к Мамонтовым, на Садовую-Спасскую, дом шесть, где был пышный, многолюдный вечер с живыми картинами, которые ставили Поленов, Васнецов, Врубель и Серов.

Я помню врубелевскую постановку – «Отелло рассказывает о своих битвах Дездемоне и ее отцу»[339] (сцена происходит в амбразуре окна); и серовскую – «Данте и Виргилий». Играл в ней Врубель. Этот дом на Садовой был вместе с Абрамцевым и позже с Частной оперой Саввы Ивановича Мамонтова (теперешний Филиал Большого) – тем гнездом, в котором возрастали и К. Коровин, и И. Левитан, и Ф. Шаляпин, и в какой-то мере К. С. Станиславский, близкий родственник Мамонтовых и участник, в молодости, постановок Саввы Ивановича.

«Савва Иванович, – говорил Серов, – как никто, умел вдохновить, зажечь, научить, на всю жизнь направить».

Серов позвал Ольгу Федоровну и меня посмотреть групповой царский портрет для Харькова[340], который он писал в Историческом музее, в предоставленной ему для этого зале, он уже заканчивал его.

В тот же день Серов ждал там Репина.