Мои современницы

В это время ворота отворились, и на арене появился новый бык. Не обращая вниманья на тореадора, он направился к товарищу.

– Скажи, зачем они все собрались в эту каменную загородку? – спросил он его. – Теперь, когда так хорошо в лугах, где зеленеет сочная трава и гуляют стройные, кокетливые телки?

– Не знаю, – отвечал тот, – я ничего дурного им не сделал, а они, между тем, воткнули мне что-то гадкое в спину, от чего мне ужасно больно. Впрочем, всем нам давно известно, что глупость и жестокость этого грубого животного-человека не имеют предела.

Музыка однако развеселила обоих, и они вступили в бокс, бодая друг друга рогами. Сколько ни старалась разъединить их негодующая Кадриль – всё было напрасно, и боксеров пришлось вернуть в стойло.

Третий бык оказался превосходным спортсменом и так усердно брал барьеры, что Кадрили пришлось перенести бой с арены в узкий коридор, ее окружавший. Своим врагом он почему-то вообразил не тореадора, а полицейского, мирно стоявшего за перегородкой. На него, главным образом, направлял он свои рога и очень сердился, что не мог достать.

Четвертый бык вышел медленно, угрюмо и надменно. Как истый француз, он был скептик, и фамильную ненависть к красному плащу считал таким же глупым дедовским предрассудком, каким кажется нам боязнь понедельника или тринадцатого числа. Презрительно смотрел он на заманчиво расстилаемые перед ним плащи и при первой возможности стремился к выходу, мыча и просясь в стойло. Даже бандерильос не раздражили этого философа.

Зрители принимали горячее участие в представлении, свистя, крича, пугая быка и аплодируя ловкости Кадрили. Всеобщим любимцем был тореадор Vaillant. Он действительно был ловок, этот стройный и гибкий провансалец! Смело втыкал он кокарды в шею быка, становился перед ним на колени или, повернувшись к нему спиной, медленно удалялся, волоча за собою плащ, в то время, как неподвижный бык удивленно смотрел ему вслед. Возможно, что, как каждый выдающийся тореадор, он умел его гипнотизировать.

Кроме ловкости, Vaillant обладал и находчивостью. Когда один из его товарищей, неловко перепрыгнув через быка, упал, и тот на него бросился, Vaillant оттащил быка за хвост и долго вальсировал с ним по арене ко всеобщей радости зрителей.

Бой кончился. С трибун на арену посыпались, как орехи с дерева, мальчики и юноши, восторженно аплодируя своему герою, глядя на него влюбленными глазами и добиваясь чести пожать ему руку. Они кончили тем, что подняли смеющегося и гордого Vaillant к себе на плечи и понесли его к выходу. Боже! Какие у них были счастливые лица!

«Юноши везде будут юношами, – думала я, глядя на них, – здесь несут они тореадора, а в других странах также восторженно носят красные флаги. То и другое происходит от избытка молодых сил, рвущихся себя показать и о себе засвидетельствовать.

«Я – герой! Я – богатырь! – думает юноша, – и никто-то об этом не догадывается! Где те драконы, которых я мог бы убить и тем заявить мою храбрость? Зачем их всех истребили и ничего на мою долю не оставили!»

– Товарищи! – говорит юный студент, нервно крутя несуществующие усы. – Рабби Исаак, приехавший в столицу, не имея права на жительство, должен был, по требованию полиции, оставить ее в двадцать четыре часа. Наскоро собравшись, он забыл увезти свою кошку, как раз в это время отлучившуюся из дому. Несчастная два дня искала своего хозяина, на третий померла с голоду и погребена на Горячем Поле. Если вы сочувствуете прогрессу, если для вас великие слова свободы, равенства и братства не одна лишь пустая фраза, то пойдемте на Горячее Поле и споемте вечную память бедной жертве административного произвола!

Слова эти встречаются с восторгом. Слава Богу, дракон найден! Мигом пустеют аудитории, трамваи прекращают движение, а жандармы, ворча, садятся на лошадей.

Все эти демонстрации столько же необходимы в известном возрасте, как необходимы игры для детей. Плох тот человек, что в юности ни разу не почувствовал потребности «открыто и честно» заявить свои убеждения, как «свободный гражданин, а не гнусный раб». Из этих демонстрантов выходят наиболее усердные и преданные работники государству, а из осторожных юношей, что в день демонстрации заболевают инфлюэнцей или ухаживают за умирающими родителями, выходят бездарности или плуты, мечтающие не о труде, а об одном лишь казенном жалованьи. Пора бы правительству понять эту наивную потребность юношеского возраста, которая никакой опасности государству не представляет и последовать примеру мудрой Англии, посылающей полицию не для того, чтобы разгонять манифестантов, а, напротив, чтобы охранять их от посторонней толпы, давая возможность высказывать свои убеждения.

XIV

По дороге из Бима в Авиньон мы вышли на маленькой станции и поехали смотреть знаменитый Pont du Gard[253], античный, трехъярусный акведук, к которому в семнадцатом столетии французы пристроили мост.