Мои современницы

– Что новенького? Расскажите нам что-нибудь новое и интересное! – стонут эти жалкие рабыни.

– Ведь вы же читали утром газеты? – отвечаю обыкновенно я. – Вечерние еще не вышли.

– Ну, что газеты! – пренебрежительно машут они рукой, – какое нам дело до иностранной политики?

И правда! Их нисколько не интересует, что происходит во Франции, Англии, Германии, не занимают и русские дела. Под «новеньким» они подразумевают какую-нибудь нелепую сплетню. Любимыми гостями их приемов считаются не умницы, не широко образованные женщины, а дрянные сплетницы. Их радостно встречают, не знают, чем угостить, куда усадить и с жадностью внимают всем тем лягушкам и скорпионам, что сыплются изо рта злой женщины.

Подразумевается обыкновенно, что все эти ленивые одалиски занимаются хозяйством и воспитанием детей. Увы! Нигде в Европе вы не встретите таких неряшливых, непроветренных квартир, таких дурных обедов, таких запачканных, сердитых, дурновоспитанных детей. Ничего целый день не делая, русские матери не находят двух часов в сутки, чтобы повести своих детей на прогулку.

– Я вполне ей доверяю! – говорят эти презренные лентяйки, отпуская своих детей со старой няней или молоденькой бонной. Ни одна мать не задумывается о том, что ее ребенок увидит, услышит на улице или в общественном саду; какие сцены навеки врежутся в его впечатлительный детский мозг…

Подрастая, дочери инстинктивно понимают, что матери их промечтали всю свою жизнь, ничего в ней не поняли, не заметили, a, следовательно, ничему научить их не могут. Кому на Руси неизвестны эти жалкие молоденькие девушки, что бегают из дома в дом, жадно прислушиваясь, рассматривая, стараясь постичь смысл, науку жизни. Недоверие, презрение к своим глупым наивным матерям растет в сердцах дочерей, и если даже тем удастся обмолвиться добрым советом, то он принимается со смехом и глумлением…

Ta же восточная мечтательность, душевная лень, отсутствие правильно поставленной цели встречаются среди русской учащейся молодежи. Все эти слушательницы разных курсов, ежегодно высылаемые провинцией в Петербург, представляют, без сомнения, цвет, богатство всей страны. Смутно чувствуя, что высшее образование необходимо, что, получая его, они служат родине, большинство их, однако, приезжают в столицу безо всякого предварительного плана, часто меняют курсы, не знают, к чему им следует стремиться, как руководить своими занятиями. Вместо того чтобы посещать музеи и картинные галереи, жадно изучая накопленные народом сокровища, они проводят драгоценное время юности в глупенькой, либеральной болтовне. Как в салонах светских дам наибольшим успехом пользуются сплетницы, так в интеллигентных кругах желанными гостями считаются либеральные врали.

– О, моя родина! – декламирует болтун, – чудная, талантливая родина, задавленная деспотизмом, взяточничеством, продажностью, затоптанная жандармскими лошадьми и презренной полицией!

Лицо его горит, губы дрожат, он нервно теребит волоса. Студенты, студентки слушают его, затаив дыхание. Они слишком еще молоды и не в состоянии понять, что эти пламенные речи произносятся обыкновенно безвольными, бессильными людьми, которые опьяняют себя своей болтовней, как на востоке опьяняют себя опиумом. Сильный, душевно-здоровый человек, не станет терять драгоценного времени на оплакивание ошибок, совершенных правительством. Он слишком занят творчеством, созиданием своего собственного интересного дела…

Неопределенность цели, туманность идеалов, презрение к избранному делу – отличительные свойства русской учащейся молодежи. Помню, явилась ко мне, однажды, незнакомая молодая девушка, объяснила, что она провинциалка, слушательница высших курсов и пришла поговорить со мной по поводу моей книги «Больные девушки». Мы поболтали и дружески расстались. Через несколько дней я получила от нее пламенное послание. Бедная девушка признавалась, что меня обманула, что она – слушательница не высших, а драматических курсов, но не хотела мне в этом сознаться, боясь, что я стану ее презирать. Я немедленно пригласила ее для объяснений.

– Почему же вы думаете, что я должна уважать вас, если вы учитесь на высших курсах, и презирать ваши занятия на театральных? – с интересом расспрашивала я ее.

– Как же вы этого не понимаете? – удивлялась моя собеседница, – между высшими и драматическими курсами такая пропасть…