Мои современницы

Грусть по вынесенному Распятию разделялась всеми женщинами-адвокатами. Привыкнув к русским либеральным девушкам, высказывающим обыкновенно самые крайние идеи, я с удивлением смотрела на француженок. Еще более удивило меня их отношение к делам. Одна вдова, уже не первой молодости, только что вступившая в корпорацию адвокатов и, по обычаю всех начинающих, защищавшая даром бедных, горячо жаловалась на председателя, поручившего ей защищать une fille-mère[276], убившую своего ребенка.

– Я наотрез отказалась, – рассказывала она нам, – мне совесть не позволяет защищать подобную негодяйку!

– Однако, могли найтись смягчающие обстоятельства, – вступилась было я.

– Вы от того так говорите, что сами не были матерью – горячо возразила она мне.

– Да, ведь, и клиентка ваша матерью не была…

– Как не была? – изумилась адвокатка.

– Вы же сами рассказываете, что она убила своего ребенка в момент его рождения. Когда же успела она испытать материнские чувства?

– О, Боже! – всплеснула руками моя собеседница. – Да неужели же вы думаете, что матерью делаются, лишь родив ребенка? Материнская любовь пробуждается раньше, когда ребенок в матери живет и движется. Уже тогда она его видит, слышит и горячо любит…

– Мне кажется, в подобных преступлениях виновато, главным образом, общество, – защищала я подсудимую.

– Э! всё это фразы! – вступилась другая адвокатка, молодая девушка. – Когда женщина делается матерью, то перестает жить для себя и должна существовать лишь для ребенка, защищать его всеми силами, умереть ради него, если понадобится, а не убивать это сокровище.

Француженка, религиозная, семьянинка, с твердыми принципами слышалась в этих словах. Мне вспомнились норвежские женщины, которые, получив право участвовать в парламенте, немедленно примкнули к консервативной партии. Возможно, что и все прочие западные феминистки принадлежат душой к этой партии. Впрочем, в католических странах можно найти и другое объяснение: говорят, что католическое духовенство, потеряв всякое влияние на мужчин, решило воспользоваться своим влиянием на женщин и усердно толкает их на либеральные профессии. Вышло даже несколько книг, написанных по этому поводу священниками.

Если это правда, то феминисток можно поздравить. Они приобрели влиятельных, практичных и могучих союзников. Католическое духовенство, работая для своих целей, тем не менее, значительно облегчит женщинам дорогу. Правда и то, что когда реформа назрела, то всё человечество, сознательно и бессознательно, начинает ее проводить.

Алекс пылала желанием услышать речь адвокатки. Все уговаривали ее подождать большого процесса, но, уступая нашим просьбам, повели в одну из маленьких палат, где разбиралась ссора двух дам de la halle, обозвавших друг друга salope, vache, chameau[277] и тому подобными кличками, которыми обмениваются торговки всего мира. Одну из этих дам защищал старый адвокат, другую – молодая адвокатка. К большому нашему огорчению, защищала она очень плохо; говорила так невнятно, что ее почти не было слышно, не воспользовалась ни одним из противоречивых свидетельских показаний; на вопрос судьи, сколько ее клиентка требует денежного вознаграждения, долго разбиралась в бумагах, прежде чем отыскала, наконец, нужную цифру. Мы были глубоко разочарованы.

– Адвокат другой стороны – самый посредственный оратор, а между тем, он казался блестящим в сравнении с адвокаткой, – горевала Алекс.

Другие адвокатки, за исключением двух-трех умниц, бойких и речистых, также поражали своей ничтожностью, отсутствием красивого голоса и невнятностью произношения. Не придавайте этому значения! – уговаривали нас умницы, – nous ne sommes que les éclaireuses[278]. Таланты явятся со временем. Теперь же на адвокатскую деятельность, как на новинку, бросаются многие женщины, которые не понимают, какие данные для нее требуются.

– Мне кажется, – говорила я, – необходим, прежде всего, звучный гармоничный голос, уменье сжато и толково объяснить дело, а во Франции еще и остроумие…

– Какой у вас романтичный взгляд на нашу деятельность! – смеялись адвокатки. – Вы, очевидно, представляете себе женщин-адвокатов, произносящих блестящие речи, громящих пороки общества. Увы! Это удовольствие редко выпадает на нашу долю. В большинстве случаев приходится взыскивать по векселям или, как сегодня, разбирать ссору двух торговок. К тому же судьи во Франции нетерпеливы и адвокату долго говорить не позволяют…

Миропольская вспомнила о моем желании видеть лучших французских адвокатов и поспешила познакомить с проходившим мимо нас известным H. R. Он оказался остроумным, блестящим собеседником. Я с увлечением говорила с ним, мало обращая внимания на его спутника, молчаливого и вялого С. Мое невнимание, видимо, беспокоило H. R. Он всячески старался вмешать в разговор С., внушая мне, что тот был прежде министром юстиции. Видя, что меня этим не удивишь, он поспешил увести своего высокопоставленного товарища.