Они только раздражают свою паству нелепыми исповедями, дикими проповедями, бесцеремонным отношением к святыне. Храмы обращают они в мелочную лавочку и спешат извлечь из них как можно больше доходов. С горьким чувством вспоминала Ирина, как священник, давая после обедни целовать крест прихожанам, в то же время служил молебен чтимой иконе, повернувшись к ней спиной и лишь изредка отвечая на возгласы дьякона. Вспоминался еще более отвратительный молебен в провинциальном монастыре перед чудотворной иконой, где пьяный священник бранился с пьяным дьячком в промежуток между молитвами. Да и мало ли было таких случаев, что больно ранили ее сердце и подрывали уважение к православию. Как раз перед отъездом пришлось ей присутствовать на духовном собеседовании, устроенном в частном доме для молодых светских девушек. Они пришли в волнение; их юные личики были серьезны и внимательны. Сколько доброго мог бы посеять умный пастырь в такую минуту! Приглашенный священник, важный, заслуженный старик, взошел на кафедру и целый час говорил о том… как необходимо в посту употреблять в пищу лишь постное масло, и какой тяжкий грех совершают те, которые едят скоромное!
Ирина наблюдала наивные лица девушек, видела их сначала изумленными и недоумевающими, а затем, охваченными ярким румянцем негодования. Они пришли за куском хлеба и в ответ получили камень.
Ничего подобного не видала Ирина в римских церквах. Священник благоговейно служил у алтаря с помощью маленького служки. Роль же дьякона, дьячка и певчих исполняли сами прихожане. Сидя на стульях с молитвенниками в руках, они внимательно следили за службой, отвечали на возгласы священника и хором пели молитвы. Проповеди произносились искусными проповедниками обыкновенно вечером, вне службы, и всегда собирали большую взволнованную толпу слушателей.
В России Ирина привыкла смотреть на католическую церковь, как на нечто схоластическое, убивающее всякую свежую мысль и тормозящее культуру. В Риме туман этот рассеялся, и здравый смысл говорил ей, что католическая церковь все века своего существования была слугою прогресса. Римские Папы слыли знатоками искусства. Они собирали вокруг себя лучших художников, скульпторов, давали им заказы, всячески поощряли их. Они скупали и тщательно берегли старые книги и манускрипты, производили раскопки, хранили в Ватикане и Латеране[77] вырытые античные статуи.
Католические школы и коллегии дали образование многим талантливым людям. Даже знаменитый отрицатель христианства Ренан[78] – ученик католической школы. Католическое воспитание не убивает ум – напротив, дает свободу молодому пылкому воображению. Доселе, несмотря ни на какие гонения, монахи и монахини слывут на западе за лучших воспитателей. Они душу свою вкладывают в дело и, разумеется, получают в ответ любовь и уважение своих учеников.
Ирина вспоминала свое петербургское душевное одиночество, тоску и отчаянье. Ей не к кому было пойти, не у кого было попросить совета. И все ее знакомые были столь же одиноки и нравственно покинуты. В России Ирина считала естественными подобные холодные отношения между верующими и их духовными отцами, но теперь, в Риме, она узнала иное отношение.
Père Etienne, старый и больной человек (он страдал астмой и долго не мог отдышаться, поднявшись к ней во второй этаж), считал своим долгом навещать ее каждый день, утешать, разъяснять сомнения, поддерживать в ней бодрость. Ему дорога была ее душа, и он все силы свои употреблял, чтобы спасти ее и направить на верный путь.
Одно только смущало Ирину. В доме своего отца она привыкла видеть, как большинство ученых кончало обыкновенно атеизмом и снисходительно, как на детские забавы, смотрело на все религии.
Могли ли католические священники с их обширным образованием верить в наивные христианские легенды? Ей представлялось, что католическая церковь давно уже от них отказалась, но умная и дельная, поняла, что переход от старой к новой религии совершается веками. Пока же тысячи, миллионы людей нуждаются в утешении и душевном воспитании. Есть, конечно, люди добродетельные по природе и к каким бы крайним идеям они ни пришли, они всё же останутся честными и будут чувствовать глубокое физическое отвращение к пороку. Но много ли таких? Большинство людей так еще некультурно, что удержать их на добром пути можно лишь религией: страхом ада, надеждой на рай. И, вот, думалось Ирине, католическая церковь решила до времени притвориться верующей, не уступать ни одной легенды, ни одного догмата ради счастья людей, ради культуры, ради порядка. И Ирина оправдывала этот великодушный обман.
Ей захотелось видеть Папу[79]. Она сообщила о своем желании Père Etienne, но к ее удивлению он холодно отвечал, что это слишком большая для нее честь, и что он должен сначала убедиться в искренности ее веры.
– Но ведь я ничего особенного не прошу, – робко отвечала Ирина, – Его Святейшество почти каждую неделю принимает сотни англичанок и американок.