Время шло, а нервность Ирины всё увеличивалась. Проповеди, церковные службы, споры с Гжатским – всё сердило и волновало ее. Père Etienne с глубокой жалостью смотрел на бедную девушку, не зная, чем ее успокоить. Как-то раз он упомянул об известном монастыре в Ассизи и посоветовал Ирине съездить туда на богомолье. Ирина с восторгом ухватилась за эту мысль и, строго запретив консьержу пансиона сообщать кому бы то ни было свой новый адрес, на другой же день, не простясь с Гжатским, выехала из Рима.
Приехав в Ассизи, Ирина тотчас же почувствовала себя спокойнее, чем была в Риме. Давно уже заметила она, что когда ей приходилось переезжать в горы, почти сейчас же, со второго, третьего дня, нервы ее успокаивались, тяжелые мысли на время удалялись. Она с наслаждением дышала свежим горным воздухом, и вновь казалось ей, что жизнь готовит впереди много хороших минут. Недаром старичок-доктор, к которому ей случалось обращаться в Париже, называл ее шутя: «la femme des montagnes»[100]. Как и многим нервным людям ей, может быть, не следовало спускаться с гор.
В Ассизи, к тому же, местность была очаровательна. С вершины горы, на которой расположился маленький город со своим знаменитым монастырем, открывался чудесный вид на необъятную равнину с рассыпавшимися по ней домами, церквами, деревнями и садами. Вдали ее окаймляли небольшие отроги Апеннинских гор.
Особенно поражала в этой долине, сверкавшей под ярким весенним небом, удивительная нежность красок, известная лишь тем, кто бывал весною в Умбрии или Тоскане. Горы плавали в голубом тумане, тени ложились синие. По бирюзовому небу тянулись нежные белые облака. Долина зеленела свежей травой, по которой пробивались местами первые маргаритки. В огородах фруктовые деревья стояли, осыпанные белым и розовым цветом. Такие пейзажи встречаются лишь на картинах старинных итальянских художников и им одним, кажется, была дана способность воспроизвести всю нежность, всю гармонию этих красок.
Ассизи сохранил до сих пор вид средневекового «борго»[101], каким, вероятно, был во времена св. Франциска. Вершину горы венчала старая разрушенная крепость, а от нее бежали во все стороны узкие, мощенные крупным камнем, улицы, освещенные по-старинному фонарем, висевшим на протянутом медном пруте. Никто, по-видимому, не жил в однообразных, серых, каменных домах с плотно закрытыми жалюзями; никто не ходил по скучным улицам и маленьким темным vicolo[102]. Одни лишь привязанные к стене ослы задумчиво стояли поперек дороги, изредка шевеля длинными ушами. Порой, откуда-нибудь из подвала слышался стук плотника, уныло певшего про неверную Фьяметту. Жизнь, казалось, остановилась в двенадцатом столетии, и с той поры всё погрузилось в волшебный сон. Даже многочисленные туристы не оживляют заснувшего города. Всё это, большей частью, монахини, монахи, польки – католички, да старые англичанки, приезжающие на поклонение могиле св. Франциска Ассизского.
Ирина принялась ревностно посещать святые места. Спускалась она в долину, в церковь S. Maria degli Angeli[103]. Когда-то здесь рос дремучий лес. Среди него, в IV столетии, какие-то монахи выстроили крошечную церковь, вокруг которой, частью в кельях, частью в гротах, ютилась братия. В этом-то маленьком скиту жил, молился и умер св. Франциск. Лишь впоследствии мощи его были перенесены и похоронены в новом великолепном монастыре францисканцев, похожем на крепость, ярко сверкавшую на солнце своими белыми стенами и крепостными сводами. Старый лес был вырублен, и маленькая трогательная церковь очутилась посреди огромного храма, выстроенного над нею. Монахи водили посетителей по монастырю, показывая келью, где скончался св. Франциск, грот, где спал, и маленький садик, где росли розы «без шипов», посланные Богом святому в виде особой к нему милости.
Ходила Ирина поклониться телу св. Клары, когда-то увлеченной проповедями Франциска, оставившей мир, семью и друзей, удалившейся в монастырь и основавшей орден «кларисс». Св. Клара также жила в маленьком скромном монастыре св. Дамиана и лишь по смерти была перенесена в новый монастырь, в величественный храм, где тело ее покоится в нише, в стеклянном гробу, в одеянии монахини с надвинутым на почерневшее лицо ее капюшоном.
Но интереснее всего показалась Ирине поездка в Карчери, далекий скит в горном ущелье, где спасался св. Франциск. Она с вечера заказала коляску, и в назначенный час Джузеппе, молодой красивый умбриец, лихо подкатил к крыльцу гостиницы, снимая шляпу и ласково улыбаясь Ирине. Ехать пришлось через весь город, почти всё время шагом, в гору, по узким крутым улицам. Переезд этот оказался своего рода триумфальным шествием молодого Джузеппе. Видимо он был в приятельских отношениях со всем городом. Все встречавшиеся им мужчины поворачивали назад и, оживленно разговаривая с Джузеппе, шли рядом с коляской, держась за ее крылья. Все они горячо его убеждали прийти зачем-то на пьяццу Нуова и всем давал он клятвенное обещание явиться на свиданье.