Наконец выехали они за старые крепостные ворота, и Джузеппе подкатил к небольшому домику, в окне которого мелькнуло хорошенькое смуглое личико. Он соскочил с козел и, предоставив Ирине загорать на ярком весеннем солнце, скрылся в домике. Джузеппе так долго не возвращался, что Ирина не на шутку рассердилась. Молодая лошадь с наслаждением лакомилась свежей травой и, видимо, не скучала.
Наконец появился ее хозяин, веселый, довольный и объявил Ирине, что быков сейчас приведут.
– Быков? – удивилась она. – Да зачем нам быки?
– А как же без них? Ведь мы же в гору едем. Одной лошади не свести – надо непременно впрячь двух быков.
Ирина с любопытством ждала оригинальную закладку. Минут через десять показалась пожилая женщина, вероятно мать хорошенькой смуглянки, ведя за веревку двух огромных быков, прекрасного серого цвета с большими рогами и с удивительно смиренным видом. Женщина поставила их впереди лошади и принялась привязывать к коляске. Джузеппе помогал больше советами, игриво переглядываясь с хорошенькой дочкой, весело припрыгивающей возле него на одной ноге; другая была ранена и обвязана белой тряпкой.
Наконец процессия тронулась в путь. Дорога оказалась действительно ужасной – горная узкая тропа, по которой ни один человек в здравом уме не решился бы ехать в коляске. Но чего не совершит итальянец, когда дело коснется возможности получить несколько лишних лир?
Впереди шла женщина, надвинув на лоб платок, и вела быков. Она напоминала русскую крестьянку своим покорным видом. Даже неряшлива была она, как русская баба: тоненькие бечевки, принесенные ею, беспрестанно рвались, быки путались в упавших веревках, Джузеппе соскакивал с козел и горько упрекал бедную женщину.
Быков, наконец, отпрягли. Обрадованная лошадь быстро понесла в гору по более широкой и отлогой дороге. Ирина решила, что ее мытарствам пришел конец, как, вдруг, на повороте появился крестьянин, поджидавший их с двумя другими быками, на этот раз белого цвета. Началась прежняя история. Дорога становилась всё хуже, всё опаснее. Ирина не знала, что ей делать: пугаться ли или любоваться дивным видом, что открывался перед нею. Весь Ассизи со своими каменными стенами и башнями рисовался внизу, как сказочная крепость на фоне голубых гор. Со всех сторон окружала его серая безжизненная зелень оливковых деревьев. Изредка поднимались среди них темным пятном кипарисы, и ярко и сочно зеленела молодая трава. Всё это было так свежо, так нежно, так поэтично, точно сорвалось с картины Боттичелли.
Наконец быки повернули в ущелье, и холодный ветер задул им навстречу. Ирина вышла из коляски у монастырских ворот и пошла по дороге между двумя каменными стенами. Лесная тишина охватила ее. Солнце ласково грело старые деревья, стоящие еще без листьев. Птицы весело щебетали. Ущелье постепенно суживалось и, наконец, старые ворота с навесом перегородили дорогу. Ирина позвонила в колокол. Ветхий привратник, с трудом передвигая больные ноги, впустил ее на крошечный дворик с каменным колодцем и передал Ирину молодому францисканцу, который только что начал давать объяснения англичанке, пришедшей пешком из Ассизи.
Крошечный скит был расположен частью в гротах, частью в маленьких комнатах, выбитых в горе. Помещения, коридоры, лесенки, двери были так малы и низки, что всё время приходилось идти согнувшись. Здесь, в XII столетии, жил временами св. Франциск и «la sua compania», затем св. Бернард из Сиены[104] и много других подвижников. Тихий поэтичный скит привлекал их своими святыми воспоминаниями. Ревниво хранили они те немногие предметы, что остались от св. Франциска: крошечную узенькую подушку-валик, ящичек со Св. Дарами и крест.
Молодой францисканец усердно объяснял посетительницам устройство и расположение скита. Показывал он всё то, что обыкновенно показывают в монастырях: старый почерневший образ, по преданию разговаривавший с какою-то монахиней. Распятие, резанное из дерева и особенно чтимое. (Понизив голос, монах сообщил, что один кардинал перенес было его в Рим, в богатую свою капеллу; но в первую же ночь Распятие исчезло и вновь объявилось на старом месте.) Обрыв, куда св. Франциск сбросил мучившего его дьявола; дьявол разбился о камни и более в скиту не появлялся. Горный поток, что шумом своим докучал святому, и которому он велел на веки замолчать.