Мои современницы

Получив в качестве помощницы св. Амульфию, сестра Жанна преследует и бранит ее за неловкость. Как оказывалось, св. Амульфия, целыми часами говорившая то с Богом, то с сатаной, стала так рассеянна, что не в силах была поднести больным ложку лекарства или чашку бульона, не разлив их предварительно на постель.

Наконец св. Амульфию посвящают в монахини, и с той поры она называет Христа Son Epoux Céleste[108]. Видения продолжаются, и разговоры делаются столь необычайны, что, иной раз, Ирина, неожиданно для самой себя, принималась громко хохотать. Впрочем, тотчас же вслед за смехом упрекала себя и с ужасом думала: «Что же это я делаю, Господи! Ведь она же была святая».

С каждой страницей смущение охватывало Ирину. Что если среди Soeurs Mauves найдутся такие же святые? Что если, Боже упаси, она сама станет святой? Ирина пробовала утешать себя тем, что дело происходило в XVII столетии, во времена невежества и темноты, но тут же вспоминала, что то был век Корнеля, Расина, Мольера, остроумной m-me de Sévigné[109] – золотой век французской литературы. К тому же весь строй католического монастыря удивил ее. Ирина воображала его в виде убежища женщин, разочарованных в свете, ищущих тихого пристанища, где бы в молитве и чтении святых книг могли они окончить свою жизнь. Отношения монахинь друг к другу Ирина представляла себе дружественными и вежливыми, в роде отношений благовоспитанных людей, живущих в одном и том же отеле и ежедневно встречающихся за обедом. На деле оказывался суровый устав, где Ирине придется подчиняться настоятельнице, женщине, быть может, ограниченной и мелочной, которая станет, в виде подвига добродетели, заставлять ее есть противные ее организму кушанья или поручить ей занятия, несвойственные ее характеру.

Ирина ужаснулась своему легкомыслию. Ничего порядком не разузнав, намечтав себе поэтическое существование, она чуть было не лишила себя свободы, которой до сих пор пользовалась. Что, если она испугается, увидав вблизи этот чуждый ей мир, захочет бежать, а возврата уже не будет?

Ирине припомнились все россказни о том, как в католических монастырях умеют прятать ненужных жен, лишних дочерей, так что их более и не найдешь. Ирины, к тому же, и искать было некому, до того одинока была она на свете. Храбрая доселе девушка в первый раз в жизни почувствовала страх, и мысль о Гжатском, как о покровителе, пришла ей в голову.

«Да, этот человек в обиду не даст, – думала она, – хоть со дна моря да достанет своих друзей».

Ирина бросила взволновавшую ее книгу, но беспокойство не проходило. Ассизи потеряло в ее глазах свое очарование, и она воспользовалась наступившей дурной погодой, чтобы ускорить свой отъезд.

XI

Вернувшись в Рим, Ирина немедленно послала за Гжатским.

– Как не совестно было вам, – упрекала она его, – привозить мне эту ужасную книгу! Что у вас была за цель? Какую пользу могла она мне принести?

– Я хотел открыть вам глаза на монастырскую жизнь. До сих пор вы видели лишь наружную, так сказать, декоративную, сторону монастыря. Вот я и решил показать вам, что скрывается за очаровательным фасадом.

– Но ведь св. Амульфия жила в XVII веке. С той поры взгляды могли измениться, – слабо протестовала Ирина.

– Только не в монастырях! Там ничего не могло измениться, потому что сама монастырская жизнь не нормальна. Люди созданы жить в мире, вместе работать, вместе веселиться, наслаждаться всем, что может дать им жизнь. Только при этих условиях и могут они сохранить свое душевное равновесие. Стоит им уйти из мира, уединиться с какою-нибудь idée fixe, в роде спасения своей собственной души, чтобы равновесие это было нарушено. Тотчас же начинаются галлюцинации, видения, дьявольские искушения, столь обычные в монастырях. Если теперь во Франции и закрывают монастыри, то делают это не масоны, как принято говорить, а закрывает их наука, во Франции всегда идущая впереди, всегда говорящая последнее слово. Несомненно, что в свое время монастыри принесли человечеству большую пользу. За исключением тех сравнительно редких случаев, когда заточали в монастырь насильно или искусно соблазнив неопытные души и этим губили здоровые натуры, в монастырь шли, главным образом, люди, чувствующие влечение к монашеской жизни, другими словами, не совсем нормальные. Монастыри оказывали огромную услугу обществу, удерживая в своих стенах эротичек, истеричек, всякого рода маньяков, которые несомненно принесли бы вред людям, оставаясь в миру. Вредили они иногда уже будучи постриженными, лишь только по ошибке попадала в их руки власть. Стоить припомнить испанскую инквизицию со всеми ее утонченными пытками, в которых эти больные люди давали выход своему жестокому сладострастью.