Мои современницы

Хороши также разговоры мальчуганов с учителем. Помню, раз, спрашивает он одного такого амурчика, сколько таинств или чего-то другого, только надо было ответить: «пять». Мальчуган с минуту подумал, плутовская улыбка расползлась по его рожице, он растопырил все свои пальчики на правой руке и, молча, с торжествующим видом, поднес их к носу патера! Вы думаете, тот обиделся за непочтительность? Ничуть не бывало! Он и сам итальянец, и катехизис преподает больше жестами, чем словами.

Ах, забавный народ! Смотрю я на них, любуюсь, и так больно мне делается, что нет у меня такого же сынишки!

– Отчего же вы не женитесь, если так уж мечтаете о детях?

– Да, женись! Не так-то это легко! Вот, расскажу вам мой разговор по этому поводу с двоюродным племянником Сережей, моим крестником и вероятным наследником. Друзья мы с ним необычайные. Когда я приезжаю гостить к кузине в деревню, Сережа от меня не отходит, и какие разговоры мы с ним ведем, если бы вы только слышали! Умишко у него, как у всех мальчиков его лет, прямой, логичный и беспощадный. Вот, как-то объявляет мне Сережа, что, как только вырастет, то сейчас же женится для того, чтобы иметь маленьких деток, которых он очень любит. «Одно беда, – прибавил он, да так серьезно! – придется всё время с женою жить: никуда от нее не уйдешь!» И так хорошо он это сказал, что я тут же его расцеловал. Хоть мне и сорок лет, а Сереже всего восемь, но он великолепно мне объяснил, почему именно я не женюсь.

– Бедная жена! – усмехнулась Ирина.

Гжатский уехал на следующий день. Уже садясь в коляску, он, вдруг, обернулся к провожавшей его Ирине и сказал:

– Совсем было забыл: я ведь подарок вам из Рима привез. Вот, извольте получить – он вынул из кармана и протянул ей книгу.

– Что это? – с недоуменьем спросила Ирина.

– А это «Жизнь и деятельность св. Амульфии[105]». Она, как и вы, по призванию поступила в монастырь. Я подумал, что вам, как будущей монахине, полезно будет узнать ее монастырскую жизнь.

Ирина с недоверием приняла подарок. Как-то подозрителен показался он ей, тем более, что Гжатский упорно смотрел в сторону, и усы его дрожали от улыбки.

Ирина пошла на террасу и долго смотрела, как спускалась с горы коляска Сергея Григорьевича, поднимая за собой густую белую пыль. Подозрение, что Гжатский приезжал в Ассизи исключительно с целью вручить ей книгу, всё более в ней утверждалось. С большим интересом принялась она за чтение.

X

Святая Амульфия родилась в семнадцатом веке, в семье маленьких французских буржуа, почти крестьян, небогатых и малообразованных.

С детства почувствовала она влечение к монашеской жизни. Родные пытались отговорить ее, выдать замуж, но св. Амульфия ко всем мужчинам чувствовала отвращение, и мысль о браке приводила ее в содрогание. Долго не могла она поступить в избранный ею орден, не имея необходимого «приданого», без которого в католические монастыри никого не принимают. Наконец, после смерти родителей, состояние было разделено между детьми, св. Амульфия внесла свою долю в монастырь и была принята в качестве послушницы.

С первых же дней она поражает всех монахинь своим смирением и горячими молитвами. Мало того: ночью, в своей келье, бьет она себя веревкой, втыкает иголки в пальцы, покрывает себя ранами. Как всегда, вслед за истязаниями начинаются видения. Христос является ей, и св. Амульфия говорит с Ним, как с Небесным Женихом своим. В видениях Христос ревнует ее ко всем и грозно приказывает прекратить дружбу с кроткой, милой, молоденькой монахиней, с которой св. Амульфия подружилась по вступлении в монастырь. Небесный Жених грозит своей невесте: «Si elle ne se retirait des créatures, il saurait se retirer d’elle»[106], и святая покоряется Его воле и отвертывается от бедной подруги своей.

Эти видения были известны всему монастырю, но никого не смущали. Прочие монахини тоже разговаривали с Богом и часто и по удивительно ничтожным поводам. Так, одна монахиня чувствовала непреодолимое отвращение к сыру, который, в виде послушания, приказывала ей есть настоятельница. Вся в слезах шла монахиня в церковь, бросалась на колена перед Распятием и пять часов подряд с рыданиями молила послать ей силы… съесть кусочек сыру. Наконец услышала она глас, повелевавший ей пойти в трапезную и попробовать еще раз. Монахиня послушалась и, хоть с отвращением, но съела сыр.

Впрочем не только Бог, но и сатана принимал большое участие в жизни монахинь. Так одна рассеянная послушница упала с лестницы, но не ушиблась. Вот как рассказывала она об этом событии: «Сатана толкнул меня сверху, но внизу ждал меня Ангел-Хранитель и подхватил на руки».

Во всем монастыре одна лишь монахиня не имела видений. То была заведующая монастырским лазаретом сестра Жанна, деятельная, стремительная, горячая, вся преданная деревенским больным, приносимым в лазарет. Биограф св. Амульфии очень сурово о ней отзывался: «Elle épuisait tellement sa charité en faveur des malades, qu’elle servait, – писал он, – qu’il lui en restait très peu pour les soeurs, qui lui étaient subordonnées dans ce ministère»[107].