Она выгибается дугой, стоны становятся громче, и я ускоряю движения – мучаю, терзаю ее, не даю передышки, пока она не взрывается. На моем языке, которым я теперь ее успокаиваю. Тише, маленькая, тише, впереди у нас длинная ночь…
Ресницы закрыты, грудь вздымается, умоляя прикоснуться и к ней, и я так и делаю. Снимаю штаны, располагаюсь у нее между ног и скольжу губами вверх – от бедер, к впалому животу, дальше – к соскам, набухшим, розовым, как я представлял. Облизав, дую на них, чуть-чуть остужаю и, скользя губами вверх, поднимаюсь к ее приоткрытому рту.
Обвожу пальцем четкие контуры, проникаю ей в рот и, когда она сжимает мой палец зубами, медленно выдыхаю.
– Жадная… ненасытная… все еще хочешь мой член… – усмехаюсь смущению, которое уже запоздало. – Потом, обещаю. Три раза было по твоим правилам, теперь будет так, как хочу я. Помнишь, я говорил? Жестко и глубоко.
– Кирилл…
Ее ладони упираются в мою грудь, она делает движение бедрами, и я едва не взрываюсь от вспышки пронзившего удовольствия с примесью боли.
– Блядь, да… – подбадриваю ее.
Еще одно движение подо мной, и мой член располагается так, как и нужно. Так, как хотел довольно давно.
Три года, блядь.
Целых три года я представлял себе этот момент, но так и не подготовился к тому, насколько это охуеть как мое.
Легкий испуг в глазах, ресницы дрожат, а ее ладонь все еще упирается в мою грудь, словно хочет остановить. Смогу ли я, если попросит? Разбиться вдребезги, но ее отпустить? Охуеть у кого-то был мизер, если она так боится.
Опускаю вниз руку, поглаживаю ее снова так, как она уже пробовала, как она уже знает, и так, как ей нравилось.
– Ты влажная, – выдыхаю ей в губы. – Больно не будет. Хочешь, я начну медленно?
Сдохну, но, если кивнет, так и будет.
– Да! – кивает, а потом качает головой и меняет решение. – Нет! Я не знаю, Кирилл, я… Я не знаю, как лучше. Не знаю, как выдержу. И все равно будет больно.
– Нет, обещаю.
– Будет, – спорит она, прикусывает губу, размышляет о чем-то, а потом говорит невозможное: – Потому что ты первый. У меня никого не было до тебя.
И пока я охереваю, поднимает ноги и обхватывает меня.
Как будто боится, что я передумаю.
Блядь… просто мать твою, блядь… а если бы мы действительно начали с того, что она бы мне отсосала?
В голову лезет всякая чушь: ни свечей, ни романтики, ни поющих сверчков за окном, ни лепестков на кровати… только мой член у нее между ног. И, пожалуй, эта чушь довольно живучая, въедливая и прорывается из мыслей в слова, потому что я слышу тихий смех и ответ:
– Меня все устраивает. Только… наверное, давай еще разок по моим правилам, а жестче будет потом?
Она начинает тереться о член и не оставляет мне шанса. Действует так же, как я, – ни секунды на подготовку, из того, что доступно, – лишь дышать и смотреть на нее. На то, как разметались ее волосы по подушке, на то, как припухли ее губы от моих поцелуев, и мгновенье впитать мысль, что я возьму наконец-то свое.
Даже больше, чем ожидал.
И куда больше, чем я того стою.
Медленно, осторожно, упираясь локтями в кровать, чтобы ей было хоть чуточку легче, проникаю в нее. Улитки куда быстрее, чем я, о чем намекает мой член, но плевать – перетерпит.
Растягиваю ее под себя, а когда ее рот распахивается, делаю резкий выпад вперед и ловлю ее крик, который оставляет отметину где-то там, глубоко у меня внутри, где тревожно ноет, требуя волю.
Целую ее ресницы, скулы, кусаю ее подбородок, пока она привыкает. Медленно, только медленно, пока только так…
Бесконечно, бесценно, и одна боль на двоих, которую я слизываю, едва вижу слезы у нее на щеках. Моя боль, пусть будет моей.
Ускоряюсь, только когда она открывает глаза и кивает. Маленькая, храбрая – начинает даже мне помогать и подстегивать неловкими движениями и шепотом:
– Хочу… хочу, продолжай…
Дыхание рваное, глаза – бездонная пропасть, в которую я погружаюсь с каждым новым движением. И похер на все, кроме нее.
Кроме нас.
Тихие, протяжные стоны… сбивчивый шепот, в котором она просит «еще»… ее грудь, которая с удовольствием вновь встречается с моим языком… наши движения навстречу друг другу… мое имя, которое срывается вместе с ее дыханием…
Меня разрывает на части, и я понимаю, что в первый раз она вряд ли взлетит так высоко в удовольствии, как я бы хотел, но я все же хочу, чтобы она полетала.
Опускаю вниз руку, нажимаю на клитор, начинаю не поглаживать, а, в противовес своим медленным движениям, тереть его жестко.
– Первый раз помогу. – Смотрю в распахнутые глаза, ловлю новый стон, громкий, протяжный. – Но потом ты научишься кончать от моего члена внутри.
– Я…
– Ты.
Нажимаю сильнее, надавливаю, уже не жалея ее, не давая поблажки, чуть ускоряю движения, потому что вижу, чувствую, что она уже где-то у грани или даже на ней, нужно только ее подтолкнуть…
– Вот так, еще, маленькая, еще чуть-чуть… ну же… покажи, как тебе это нравится…
Секунда…
Максимум две…
Она вздрагивает и начинает пульсировать, сжимая мой член, и я едва успеваю выскользнуть из нее, чтобы кончить ей на живот. И чтобы поймать ее стон – мой стон, потому что все ее стоны мои.
Отныне и навсегда.