Мои убийственные каникулы

– Особенно старалась мать. Каждое воскресенье водила нас в церковь. Заставляла надевать рубашечки с воротничками и потом пересказывать проповедь. Если подозревала, что во время службы мы отвлеклись, то потом не отпускала играть с друзьями в бейсбол.

– Крутая была у вас матушка!

– Это еще мягко сказано. – Она бы от тебя была в восторге, как и все остальные. – А ты не посещала в детстве церковь?

– Иногда, на Рождество. Родители много разъезжали. Никогда не могли прижиться в общине. Их всегда считали чудиками, плохими родителями, потому что они постоянно рисковали собой. Крестоносцы от искусства, с такими опасно соседствовать.

– Вам с Джудом тоже было трудно приживаться?

– Мне – может быть. Но не Джуду: он всюду заводит друзей, притягивает людей своей открытостью ко всему новому.

– Это ты воспитала его уверенным в себе.

Она замирает, не успев поднести ко рту свое мороженое.

– Что?..

– Я про Джуда. Ваши родители всегда были заняты. Его вырастила ты. А теперь… – Я ем мороженое, удивленный ее смущением. Неужели она не знает заранее все, что я могу ей сказать? – Ты до сих пор главная его опора. Согласен, он молодец. Он мне нравится. Но глядя на тебя, можно подумать, что он излишне восторженный, что он так уверен в себе и храбр только благодаря тебе.

– Боже! – К моему ужасу, ее глаза наполняются слезами. – Ты говоришь такие чудесные вещи.

– Говорить правду легко и приятно.

Эти мои слова заставляют ее всхлипнуть.

– Господи Иисусе.

– Разве стоит так выражаться в церкви?

– Это точно. Упаси тебя бог наябедничать моей матери.

Она уже смеется. Я чувствую себя как на теннисном матче, только через сетку летает не зеленый мячик, а мое сердце. Мы так долго друг на друга смотрим, что теперь я как честный человек обязан спросить, сколько ребятишек она планирует завести. Я мысленно беру себя в руки.

– Ну, доела мороженное?

– Что?.. – Кажется, она тоже где-то витает. – Да.

Я отбираю у нее быстро тающий конус и отправляю его в стоящую неподалеку урну, туда же летят остатки моего лакомства. Я уже немного задыхаюсь, потому что дождь все усиливается, мы с ней стоим вдвоем в маленькой темной каморке, далеко-далеко от остального мира, и у меня руки чешутся погладить ее нежную щеку. Может, я бы и продержался минут пять без прикосновений, но у меня сохнет во рту от ее яблочного аромата, смешивающегося с запахом дождя. Меня неумолимо тянет к ней, как малый магнит к большому, и она ждет меня с полузакрытыми глазами, изогнув спину и касаясь стены одними плечами. Я упираюсь ладонями в стену у нее над головой, моим губам осталось преодолеть пару дюймов, чтобы сомкнуться с ее губами.

– Я не ошиблась, когда сказала, что у тебя добрая душа, – шепчет она.

Шутихи у меня внутри снова принимаются отчаянно вертеться.

– А вот и нет.

Ее ладони ползут по моей груди.

– А вот и да.

Ладони спускаются мне на живот, она уже расстегивает на мне джинсы. Опять!

– Когда мы встретились, мне было нужно, чтобы кто-то обошелся со мной грубо. А тебе, наверное, подавай прямо противоположное. – Она уже нежно гладит мне член. Мне приходится скрежетать зубами, чтобы сдержаться. – Наверное, тебе нужна неторопливая ласка. Теперь ты знаешь, что заслуживаешь ее.

Я мотаю головой. Нет! Не знаю почему, но я не могу этого допустить. Почему-то я не сомневаюсь, что неторопливая ласка в исполнении этой женщины повлияет на меня еще сильнее, чем грубость. На всякий случай я достаю пистолет и кладу его на подвернувшуюся кстати полочку.

– Тейлор… – Откуда в моем голосе дрожь? – Давай трахаться.

– М-м-м…

– Нет?

Она снимает руку с моего окаменевшего члена и медленно, о, как медленно, задирает подол до пояса. Голые бедра. Киска, едва прикрытая кружевными красными трусиками.

Она в своих сексуальных трусиках!

В церкви.

– Ты ведь знаешь, что я бы надела их только для тебя, – шепчет она.

Я прижимаюсь лбом к каменной стене справа от ее головы и издаю мычание, которое становится все громче, чем быстрее скользит по моему члену ее кулак. Я невольно двигаю бедрами в такт этим ее движениям. Она то и дело останавливается, но я все равно хриплю, как звуковая колонка в дрянном кабаке, и мой хрип эхом разносится по церковному вестибюлю.

Что она со мной вытворяет?

– С тобой я чувствую себя в безопасности, под защитой, – шепчет она, касаясь губами моего подбородка, потом рта. – Но при этом мне начинает казаться, что я и сама могу за себя постоять. Удивительно, да? – Она скользит губами по моей щеке. – Разве ты не удивительный?

Она чувствует.

Чувствует, как от ее похвал мой член раздувается, как никогда прежде, прямо у нее в кулаке. И я чувствую тоже.