Мой университет

В пятидесятые годы еще сохранялся и действовал главный фактор нашей веры в строительство коммунизма – морально-политическое единство советского народа и его коммунистического руководства. Молодежь, в том числе и студенческая, и в великих делах созидания светлого будущего, и в решении текущих житейских проблем выступала активным борцом, поющим, скандирующим призывы, записывающимся в добровольцы на великие стройки коммунизма, обличающим пережитки буржуазной морали и проникающие в нашу жизнь «растленные» вкусы. Комсомольская организация исторического факультета вела решительную борьбу против этого «вражеского» влияния и моральной неустойчивости некоторых наших студентов. Однако вокруг серьезных проблем комсомольской жизни возникло очень много мелочей и ненужной суеты. В особенности это касалось обсуждения необыкновенных причесок, одежды, увлечения современными ритмами и мелодиями. По этому поводу в студенческих группах постоянно возникали споры о праве на личные вкусы, праве на критику. Возникли и обиды на чрезмерную строгость и ортодоксальность лидеров. Иногда дело доходило до вынесения порицаний, а однажды у нас возникло даже персональное дело по случаю спекуляции. Спекулянтов тогда называли «фарцовщиками», их появилось достаточно много в Москве в лето Международного фестиваля молодежи и студентов. Особенно активной тогда была торговля «жвачкой» и импортными сигаретами. Но ассортимент быстро расширялся: сначала торговали предметами ширпотреба, а затем появилась и спекуляция валютой. Однажды к нам на исторический факультет поступило представление из правоохранительных органов о неблаговидных поступках студента третьего курса Бабеляна. Может быть, ныне в современной «рыночной» России он сделал бы карьеру и занял место в ряду миллионеров-олигархов, может быть, даже выставил себя жертвой тоталитаризма. Но тогда перед своими однокурсниками этот тип, сын высокопоставленного советского чиновника, предстал в образе модного хлыща, совсем непохожего на студента. В представлении правоохранительных органов были подробно изложены факты его торговых операций, в том числе с валютой. Поскольку он до этого случая к ответственности не привлекался, то органы обратились с просьбой повлиять на него путем общественного воздействия. Его поведение было разобрано комсомольским собранием группы, а затем и курса, на которые он не счел себя обязанным явиться. Все-таки комсомольский суд состоялся, и ему было вынесено строгое взыскание с еще более строгим предупреждением. Но прошло немного времени, и на факультет поступило второе представление, в котором к нам была предъявлена претензия в том, что к спекулянту-фарцовщику не было принято должных мер. На следующем собрании решение было принято крайне строгое: его исключили из рядов ВЛКСМ с ходатайством перед деканатом об исключении из университета как человека, нанесшего урон престижу университета.

Вспоминая этот случай, я думаю, как далеко по времени отстоит этот случай от нынешней поры спекулятивного, воровского рынка. Думаю и удивляюсь своей наивной вере, которой мы тогда жили и не могли представить, чтобы тривиальный вор в образе современного олигарха возвысился своей властью над «свободной возрожденной Россией». В то далекое время большая часть нашей советской молодежи оставалась и совестливой, и честной, и преданной своей Родине.

* * *