Мой университет

В комсомол я вступал в 1940 году. Добровольцем-комсомольцем ушел на войну и в 1944 году вступил в Коммунистическую партию большевиков. С комсомолом был связан все долгие годы своей воинской службы, избираясь комсоргом рот и батареи. В университете я побывал с комсомольцами на казахстанской целине. Неожиданные обстоятельства, сложившиеся на факультете осенью 1957 года, снова вернули меня на тридцать четвертом году жизни в комсомол, куда я был командирован партийным бюро почти «чрезвычайным комиссаром». Но, исполняя это поручение, я старался как можно меньше пользоваться своим «мандатом» и не выглядеть дядькой-наставником студентов. Полагаю, что мне это удалось, потому что еще несколько лет я оставался для них Костей, своим парнем, к которому они относились как к равному, и потому, что вместе нам удалось создать в комсомольском коллективе истфака нормальную обстановку взаимопонимания, дружбы в учебе и общественной жизни. Моя командировка в комсомол закончилась в конце 1958 года. Перед этим, накануне пятидесятилетия Ленинского комсомола, я провел в октябре общефакультетское комсомольское собрание, посвященное этой тожественной дате. Оно явилось тогда для меня итоговой проверкой почти двухлетнего комсомольского секретарства на историческом факультете. Главным ее результатом было то, что в собрании приняло участие абсолютное большинство тысячного состава организации. Мы проводили его в огромном актовом зале университета на Ленинских горах. В задуманном нашим комитетом плане проведения собрания удалось сочетать и торжественную часть, и деловое обсуждение итогов нашей жизни, работы, учебы, вызвав непосредственный интерес ребят к тому, в чем они сами принимали деятельное участие. На собрании не было ни юбилейного торжественного, ни скучного монотонного отчета «об успехах и недостатках» – были живые рассказы секретарей комсомольских организаций курсов. Мы не планировали торжественных декламаций, не готовили программ художественной самодеятельности, но зато заполненный актовый зал гремел аплодисментами выступавшим секретарям курсов. Собрание отразило общий оптимистичный настрой, демонстрирующий нашу факультетскую комсомольскую солидарность, наши благодарные чувства к нашим учителям, нашу общую удовлетворенность делами. Выступления были живыми, веселыми, остроумными, особенно в части самокритики и критики «неизжитых недостатков». После собрания в фойе актового зала начались танцы и был организован буфет, в те времена недорогой.

Мне показалось тогда, что наш студенческий комсомольский коллектив вышел их стрессового состояния, в котором в связи с прошедшим в 1957 году судом пребывал достаточно долго. На отчетно-выборной конференции я сдал свои секретарские обязанности Николаю Сивачеву, недавнему студенту кафедры новой и новейшей истории зарубежных стран, возвратившемуся через два года работы учителем в Сибири на учебу в аспирантуру.

* * *

Участие в общественной жизни, однако, не всегда способствовало моему утверждению на факультете как преподавателя. Для этого требовался и ценился иной труд. В 1958 году мне пошел тридцать четвертый год, а я все еще оставался должником перед своими родителями, своей семьей, да и перед самим собой. И теперь снова я почувствовал себя в тупике из-за несостоявшейся научной и профессиональной карьеры. Первый вариант своей кандидатской диссертации по истории организации колхозного производства в годы предвоенных пятилеток я успел написать к истечению установленного аспирантского срока. Но после XX съезда КПСС с его решением о культе личности возникла необходимость серьезной коррекции труда в связи с новыми общими задачами историко-партийной науки и особенно историографии истории коллективизации и колхозной жизни в избранный мной для исследования период предвоенных пятилеток. В конце пятидесятых годов в исторических журналах начали появляться статьи с критикой итогов коллективизации и колхозного строительства. Вслед за статьями в этом же направлении появились и первые монографические исследования проблем истории советского колхозного строя на основе анализа новых источников и новой методики их изучения. Инициаторами новых постановок исследуемых задач в это время выступили историки-аграрники, сотрудники Института истории Академии наук СССР. Наиболее жесткой критике в их статьях и монографических исследованиях была подвергнута историко-партийная концепция истории коллективизации и колхозного движения.

Теперь, с одной стороны, я не мог считать готовой к защите свою диссертацию без того, чтобы не определить своего отношения к этому направлению, а с другой стороны, я должен был переосмыслить свою исследовательскую концепцию и в связи с принятой новой программой КПСС и последовавших за этим событием решений ЦК КПСС и советского правительства по руководству сельским хозяйством в той мере, в которой они касались оценок исторического опыта прошлого. Для этого потребовалось немало времени.