Мои воспоминания. Часть 2. Скитаясь и странствуя.

Тут я совсем приуныл. И мне подумалось, что свояк меня сделал несчастным, просто без ножа зарезал. Что же он мне в Кошелеве не сказал, что в Киеве хватают евреев? Я бы сюда не приехал за миллионы, за миллиарды. Хватают евреев!!!

В голову мне лезли самые ужасные мысли.

"Зачем ты меня сюда притащил?" - спросил я как-то с горечью свояка.

"Ша, не бойся, - растерялся свояк,- мы заплатили приставу, он уже своё получил и не цепляется. У нас не хватают. А если и бывает у нас облава, то назавтра отпускают, так как пристав своё получил. Прямо в руку".

Потом я заметил, что люди надо мной попросту смеются.

"Чего ты так боишься? - обратился ко мне как-то один гость,- ты ведь еврей, а еврей должен быть привычен к таким вещам".

И тут мне кое-кто из них рассказал, что они уже не раз попадались, не раз ночевали в тюрьме - и, слава Богу, живы. Ничего - до мессии ещё далеко. А пока приходится иной раз переночевать в тюрьме и платить деньги.

Собравшиеся запели, как если бы находились в Иерусалиме. Я стиснул зубы и решил: будь что будет.

Очевидно, однако, что в Киев со мной явилось не одно моё собственное злосчастье, а многие миллионы. И Киев долго не ждал и позволил мне вскоре вкусить все удовольствия облавы.

Ровно в одиннадцать, прямо посреди цимеса, который как раз оказался очень удачным, послышался громкий звонок. Звонили уверенной рукой, как гость не звонит, и все с помертвелыми лицами вскочили с мест.

"Облава!" - приглушённо вырвалось у кого-то.

Евреи, которые до того так смело говорили об облавах, тут, посреди цимеса, растерялись. Свояченица моя, очень деловая женщина, схватила меня за руку и зашептала:

"Пойдём скорей. Облава. Я тебя спрячу".

Бежит и тянет меня за руку. И все бегут - богачи, уважаемые евреи, маклеры, купцы. Настоящее паническое бегство. Как видно, в тюрьме не так легко сидеть, как они говорили.

Свояченица влетела со мной в спальню. Подвела к кровати и велела под неё влезть:

"Лезь, лезь, не стесняйся".

Представительные евреи, однако, оказались проворнее меня. Они уже все лежали под кроватями. И - я тоже полез. Лёжа там, я слышал тяжёлое сопенье лежащих под соседними кроватями. Слышал также, как стучат их сердца. И только я один - наоборот: боялся не так уж сильно. У меня для этого как-то не было времени.

Странная картина. Лежат под кроватями евреи с красивыми бородами, отцы семейств, почтенные купцы и сопят, как гуси, когда хотят пить.

Навострив как следует уши, слышу, как полиция ходит тяжёлым шагом по тем комнатам и говорит грубыми голосами.

Ищут, думаю я, и, возможно, найдут. Вытащат из-под кровати компанию почтенных евреев.

На этот раз, однако, облава закончилась совсем легко, поскольку проводил её "хороший" пристав. При этом он был один. Но так как кого-то он должен был схватить, то для вида решил схватить спрятанного свояченицей бедного еврея. Возможно, что этот еврей специально нанимался для такой роли.

После их ухода мы вылезли из-под кроватей. Выглядели очень красиво - с грязными носами, с паутиной и пятнами пыли на субботней одежде.

Тут на меня напал страх, и я без стеснения в голос расплакался. Я понимал, что слёзы эти - лишние, глупые. И облава - не страшная вещь, и плакать еврей не должен, тем более, в голос. Наверное, это выглядело противно и глупо. Думаю, что моя свояченица, увидев мои слёзы, ещё больше пожалела, что я приехал. Всю ночь они со мной возились. Я никак не мог успокоиться. Свояк применил все средства, но они не помогали. И такое состояние у меня продолжалось до утра. Я не мог ничего ни есть, ни пить, а сердце что-то грызло и грызло.

Меня передали гостям - чтобы те меня успокоили. Они мне рассказали случаи из жизни миллионеров и возились со мной, как с ребёнком. Свояченица привела из участка бедного еврея.

"Подумаешь, пустяки какие!" - похвалялся он, вернувшись.

"Видишь,- смеялась надо мной свояченица,- человек в тюрьме сидел - и не плачет!"

"Что вы там сказали?", - спросил я еврея.

"Сказал, что приехал сегодня и тут же еду обратно", - ответил совершенно спокойно еврей.

Я посмотрел на него и подумал: всё пропало. Что я могу теперь поделать? И чем я лучше этого еврея? Он страдает, бедняга, ради заработка, ну, и я пострадаю. И я стал себя насильно утешать. Я не знал, что испытать настоящий страх мне в Киеве ещё только предстоит, а этот, нынешний - ничто перед тем, будущим, когда я достаточно себе надорву сердце и наплачусь большими слезами.

Глава 17

Я ищу магазин. – Внезапное наводнение. – Жена и дети - в разгар наводнения. – Есть уже магазин.– Большие сожаления.– Бедствия.– Христиане.– Дела христиан.– Жизнь среди евреев и русских. – Андреевский спуск.– Евреи из облав. – Литвак в Киеве. – Моя обязанность. – Реб Лейб Шапиро. – Пристав Михайлов.– Мадам Розенберг. – Реб Гирш Эпштейн.– Реб Мойше-Ицхок Левин.