Его приезд тревожил меня, во-первых, потому, что папа слишком много пьет, а во-вторых, я впервые с шестнадцати лет увижу их с мамой вместе. С другой стороны, мне хотелось, чтобы он приехал. Я женюсь, он мой отец, это важно. По сравнению с этим какая разница, как отнесутся к нему родные Тоньи, даже если он устроит скандал. И важно, чтобы с ним познакомилась Тонья. Я много о нем рассказывал, но встретиться с ним – совсем другое дело. Тогда все мои рассказы станут звучать иначе. Через несколько дней Туре сказал, что переезжает в Осло, он хочет быть там, когда выйдет книга, – самое важное происходит в Осло. Ингер, разумеется, поедет с ним, иначе он и с места бы не сдвинулся: Туре не может жить в одиночестве.
– А как же группа? – спросил я. – Все только-только наладилось. Стоит ли переезжать только из-за выхода первой книги?
– Мы уже так давно живем в Бергене, – сказал он, – город словно исчерпал себя.
– Это ты мне говоришь?! – воскликнул я. – Я тут вообще охренеть сколько прожил – семь лет!
– Ты так говоришь, как будто тебя неволят тут жить. Перебирайся в Осло и Тонью с собой бери.
– Ни за что. Говори про Берген что хочешь, тут, может, ничего особо и не происходит, но зато это и не центр.
– Нет, конечно. Но самое главное-то происходит как раз в центре!
– Вот именно. И мне туда не надо.
– А, значит, будешь сидеть на отшибе, как непризнанный гений?
– Гений – это ты загнул… Но ты поезжай. Как сказал Эйнар Фёрде, незаменимых людей – полное кладбище.
– Чего с тобой сегодня такое?
– Я совершенно серьезно. «Лемминги» только начали раскручиваться.
Туре развел руками.
– Это жизнь, – сказал он, – не могу же я тут тухнуть только потому, что тебе так хочется.
– Да, в сущности, ты прав.
Он написал и сдал курсовую, дал мне почитать рукопись романа, который в целом был готов к печати; я прочел его, дал несколько советов, которые он принял с благодарностью, однако исправлять ничего не стал, и в один прекрасный день я проводил их обоих, Туре и Ингер, отправившихся на новую квартиру в Осло. Я все равно езжу через горы, навещая Эспена, – теперь можно заодно и к Туре заглядывать. А моя жизнь – здесь, в Бергене, вместе с Тоньей.
За три недели до свадьбы мне позвонил отец. Сказал, что приехать не получится. Бабушка болеет, дорога долгая, он не может подвергать бабушку такому испытанию.
– Поэтому ничего не выйдет, Карл Уве, – сказал он.
– Но это же моя свадьба!
– Да пойми ты, не могу я. Бабушке совсем худо, и… Нет, сейчас мы до Молде просто не доедем.
– Ты мой отец! – возмутился я. – Я твой сын. Я женюсь. Ты не имеешь права не приехать. – Я заплакал.
– Имею, – сказал он. – Я не приеду, и точка.
– Ты ничем не отличаешься от своих родителей, – сказал я, – они тоже не были на твоих свадьбах. Ни на первой, ни на второй. И ты со мной что, так же поступишь?
– Хватит, я не намерен это слушать. – Он бросил трубку.
Я плакал как никогда прежде, обуреваемый чувствами, я согнулся пополам, стоя посреди комнаты, рыдания накрывали меня волна за волной. Я сам этого не понимал, я не ожидал, что его присутствие на моей свадьбе для меня так важно, я этого даже представить себе не мог, но, значит, да, это было важно; я надел солнечные очки и вышел в город, чтобы отвлечься. Я проплакал всю дорогу до автовокзала, светило солнце, и улицы полнились народом, однако я был словно отъединен ото всех и заключен внутри самого себя, а когда там все улеглось и я зашел в кафе при отеле «Терминус», то уже ничего не понимал. Если рассуждать спокойно и отстраненно, то это хорошо, что его не будет. На самом деле его приезд меня смущал, в глубине души я не желал видеть его ни на свадьбе, ни вообще в моей жизни. А тут он сообщает, что на свадьбу не приедет, и я рыдаю.
Поди уразумей, думал я, измученный слезами, сидя в красивом, просторном и почти пустом кафе, открытом еще в 1920-м, и глядя на маленький кофейник, когда с его носика сорвалась капля и упала на белую скатерть, которая с жадностью ее впитала.
Через несколько дней мы уехали в Молде. Хотя свадьба была скромной, дел все равно предстояло немало. Организовать катер до острова, заказать еду и уладить практические моменты, сочинить речь и научиться танцевать вальс, эти две вещи меня особенно страшили. После того как все улеглись, я включил Эверта Тоба и, сжимая в объятьях подушку, считал шаги и думал о дедушке. Костюм мне купила мама, оливкового цвета, мы нашли его в Бергене. Платье Тонья выбрала простое, кремово-белое.
Час настал, мы поехали в зал бракосочетаний, я волновался, казалось, у меня все схвачено, но, когда Морд и Ингунн поздравили меня, я понял, что нет, ничего не схвачено, поскольку вдруг заплакал. Я и сам не понимал почему и только сдерживался как мог.