Моя (чужая) невеста

— В мою комнату! Там есть тайник. Эту вещь надо спрятать.

— А, может быть, уничтожить её? — предложила Мелисса. После того, как медальон побывал в руках мага, он больше не вызывал приятных воспоминаний о прошлом ио жизни в родном доме. — Так, чтобы никто не нашёл.

— Там и решим.

Мелли чувствовала себя странно, с одной стороны, ощущая неловкость из-за того, что её рассказ добавил оборотню новых неприятностей. Как будто мало ему войны с тенями и желания Лейдульва женить приёмного сына на полукровке! Но, с другой стороны, когда она изложила Арнульву всё, что её тяготило, к ней пришло невероятное облегчение. Теперь ему тоже известно, как опасен их враг. И вместе они непременно что-нибудь придумают.

Заведя её за собой в его так же скромно обставленную, как и её комната, спальню, молодой оборотень запер дверь, и Мелисса протянула ему медальон. Теперь судьба принадлежащей ей вещицы её уже не волновала. Главное, чтобы не оказалась снова у Эдмера Сигестана.

— Я спрятал, — погремев чем-то в углу, сообщил Арнульв. — Он не сможет найти. Не волнуйся.

— Я и не волнуюсь, — удивившись своим же словам, отозвалась Мелли и поняла, что в самом деле так чувствует. — Рядом с тобой мне спокойно. Ты не сердишься на меня за то, что я без твоего ведома обыскала его карманы?

— Не сержусь. Но ты должна быть осторожна. Обещаешь?

— Да, — ответила она, не сводя взгляда с лица возлюбленного. Казалось, за последние дни он изменился, словно бы повзрослел. Должно быть, так отразилось на нём всё случившееся — появление теней, смерть Ульвхвата и возложенная вожаком обязанность стать следующим предводителем клана.

А ещё — обретение истинной пары. Её, Мелиссы Тидхелм. Той, что отныне и навсегда будет с ним в печали и в радости, в любых испытаниях.

Ей подумалось, что прежде она ни разу не была в его комнате. Это в первый раз. И оттого, наверное, так волнующе чувствовать его близость здесь, где он коротал долгие зимние ночи ещё до того, как они встретились.

— Моя Мелисса… — проговорил он хрипло и привлёк её к себе. Сердце застучало тысячей барабанов. — Моя храбрая девочка.

Мелли затопило нежностью. Тёплой, безграничной. От неё что-то сжималось в груди, и хотелось — впервые в жизни — плакать от счастья.

— Можно мне остаться? — спросила она робко и тут же отбросила мысль, что совершает ошибку. Не следует благородной девушке так поступать. Матушка пришла бы в ужас.

— В моей спальне… или в Приграничье? — отозвался Арнульв.

— Я останусь. На краю света. С тобой, — произнесла Мелисса, после каждой коротенькой фразы делая паузу и перемежая слова поцелуями. На мгновение приумолкнув, добавила: — И в твоей спальне тоже. До самого утра.

Вдруг стало страшно. А если он откажет? Если решит, что её поведение опровергает всяческие приличия, и выставит прочь, заявив, что не ожидал от неё подобного?..

Но взгляд мужчины, в котором подобно долгожданному солнечному свету разгорались янтарные искорки, ответил ей, что её страх напрасен. Что он ждал от неё именно этих слов. И решения, которому предстояло сделать их ещё ближе.

— Люблю тебя… — склонившись к ней, вымолвил он и порывисто прижал её к себе. Ещё сильнее, так, что на какой-то миг девушке показалось, что ей не хватает воздуха. А затем легко подхватил её на руки и опустил на кровать.

Мелли зажмурилась, чувствуя, как ею завладевает смущение. Она всей душой доверяла возлюбленному и не сомневалась, что её оборотень никогда не сделает ей больно. Не пойдёт против её желаний, не будет, как Сигестан, упиваться своей властью над её беззащитностью. И всё равно ощущала, как лицо залилось краской, а руки, вцепившиеся в шероховатую ткань покрывала, задрожали, когда, целуя её губы, Арнульв принялся расстёгивать крючки на платье. Она помнила, что он уже видел её обнажённой однажды и уже целовал, но сейчас всё было по-другому. Острее, ярче. Как будто наступил миг, когда остановиться и повернуть назад уже не просто поздно, а невозможно.

— Я тоже люблю тебя… — выдохнула Мелисса. — Не потому, что Ясноокая так решила. А потому, что ты — это ты…

Чуть приподнявшись, что ему стало удобнее стягивать с неё ненужную сейчас одежду, девушка ощутила, как участилось биение его сердца от этих слов, которые сорвались с её губ, окончательно срывая все запреты.

— Мой оборотень… — впервые не про себя, а вслух назвала его Мелли. — Мой! Только мой, — повторила она и, не сдержавшись, выгнулась и застонала, когда его язык коснулся её груди, обводя напрягшийся сосок.

Неспешно и трепетно он изучал губами и пальцами все нежные изгибы, округлости и впадинки её тела. Ласкал, целовал, погружал в океан незнакомого прежде наслаждения. Поборов стыдливость, Мелисса отдавала, дарила ему себя. Ей всё ещё не верилось, что это не сон. Но Арнульв снова и снова доказывал ей, что всё происходит наяву.

Глава 27

Когда Мелисса открыла глаза, за окном уже светило солнце. Оно казалось непривычно ярким для зимнего. Может быть, весна всё-таки смилостивилась и решила заглянуть в холодное Приграничье?