29 июля открывался первый немецко-американский фольклорный фестиваль с музыкой кантри, шоу Дикого Запада, автодромом, поездом-призраком и другими аттракционами. Я пыталась уговорить Франца зайти хотя бы на часок. Он упорно отказывался участвовать в таком дурацком коммерческом мероприятии. Теперь он носил не только черные плавки, а облачался в черное с головы до ног, и его кожа выглядела еще бледнее, чем прежде. Мои родители знали о нашей «связи», как выражалась мать, уже некоторое время. 13 августа немецко-американский фестиваль закончился. Накануне вечером я получила письмо от Франца. Он прощался со мной на «неопределенный срок». Что это значило? Все, конец? Он от меня уходит? Я вновь и вновь перечитывала немногочисленные строчки. Я его не понимала. Чем чаще я брала в руки письмо, тем сильнее буквы расплывались в бессмысленную кашу. Написанное казалось смутным и двусмысленным, словно каждым следующим предложением он опровергал предыдущее или утверждал обратное, – беспорядочные каракули, сливающиеся буквы, почерк, клонившийся то вправо, то влево. Он писал, что будет меня ждать, что теперь у него есть время. Я размышляла, связано ли сказанное с Камю или это просто странное любовное письмо. Но сколько ни ломала голову, понять не смогла. Его строки казались трогательными и отталкивающими одновременно, в них читался тихий, мучительный упрек, но я не понимала, в чем моя вина. Но видимо, она была. Что-то его расстроило или обидело. Вероятно, он уехал к бабушке. Он любил Рейн. Я злилась. Он просто сбежал, ни сказав ни слова, просто исчез. Как моя мать, когда она внезапно пропала в Аргентине. Хоть он этого не говорил, оставалось лишь одно объяснение: он меня бросил. Иных вариантов не было.
Дочь Лота
В Библии Бог жалуется, что слышит о Содоме и Гоморре дурные вещи. Он угрожает уничтожить оба места. Авраам договаривается, что города будут спасены, если среди нечестивцев найдутся хотя бы десять праведников. Он рассказывает Богу о своем племяннике Лоте и возлагает на него все свои надежды. Два прекрасных ангела-мужчины отправляются к Лоту, и тот радушно их принимает. Поскольку мужчины в Содоме предпочитают мужчин, они требуют у Лота выдать им обоих ангелов. Лот не хочет неприятностей, а прежде всего не хочет нарушать закон гостеприимства, защищающий ангелов под его крышей. Поэтому он выходит на улицу и предлагает возмутителям спокойствия двух своих дочерей. Должна сказать, весьма благородно. Но мужчины не желают торговаться, и, как известно, история заканчивается печально: библейская ярмарка греха обращается в пепел.
Ярмарка, на которой я оказалась 13 августа 1961 года, не обратилась в пепел. Вместо этого город предоставил ей новое помещение, но об этом я еще не знала.
– Ааааа…
Я с криком летела в четырехместном вагончике по стальным рельсам американских горок рядом с Хаджо – я наконец-то смогла сбежать от гнева и разочарования последних дней и недель, наконец-то вздохнула свободно. Веселье хлынуло в голову откуда-то из живота, а потом вернулось обратно, когда наш вагончик рухнул в пропасть и снова взлетел вверх, совершил следующий поворот, и я закричала от страха и одновременно от восторга, что со мной ничего, вообще ничего не может случиться, хотя при этом я чувствую опасность острее, чем когда-либо в жизни.
В отличие от театра или цирка, мы были здесь не просто зрителями, мы были действующими лицами, определяли ход событий: в зависимости от того, садились ли мы на карусель, или колесо обозрения, или смеялись и танцевали на американской центральной улице, история менялась, но всегда оставалась нашей историей. Хот-доги, чизбургеры и сладкая вата склеили наши желудки и были вкуснее всего, что мы ели прежде.