Моя дорогая Ада

– Чтобы вы могли заходить через собственную дверь и вам не приходилось перелезать через водительское сиденье.

Мальчик не слишком убежденно кивнул.

Компания зашла в дом.

– Как ты со всем справляешься, Сала?

Тетя Аннелиза стояла с нами на кухне и помогала украшать холодные закуски петрушкой, укропом и солеными огурцами.

– Ой, с тех пор как я вернулась из Буэнос-Айреса, я почти ничего не делаю, только чуть-чуть готовлю. Подумываю уже помогать Отто с практикой, но он не хочет.

– С Ахимом то же самое. Иногда мне кажется, он счастлив видеть меня только по вечерам.

– Ерунда.

Меня каждый раз удивляло, что тетя Аннелиза ни слова не говорит о дочери. За первой попыткой самоубийства последовала вторая, а третья наконец стала успешной. Это произошло всего несколько месяцев назад. Тетя Аннелиза и дядя Ахим почти не изменились. Их можно было принять за влюбленную пару. Пугающая мысль, что в этой любви не нашлось место никому другому, посетила меня лишь гораздо позднее. Сразу после случившегося они выглядели чуть бледнее обычного, но вскоре купили новую машину, «Опель Адмирал», и уехали на три недели в Италию. Дома мы происшествие не обсуждали. Как всегда. Смерти не существовало. Прошлого не существовало. Дела шли на лад.

Мужчины собрались в гостиной вокруг маленького телевизора. Тоже новое приобретение.

– Скажи-ка, Отто, ты называешь эту малютку телевизором? В нем вообще можно что-нибудь рассмотреть?

Дядя Ахим, как обычно, явился в сером костюме и, как выражалась моя мать, выглядел опрятно.

– Я все равно смотрю только новости. Прочая чушь меня не интересует.

Мы со Спутником слушали отца, опустив головы, – мы слишком хорошо знали, о чем речь, ведь для нас тоже редко делались исключения.

– Как? Даже «Галстук»?

– Не-а, а что это? – совершенно невинно уточнил отец.

– Да ладно, не может быть, – вмешался дядя Вольфи. – Его уже видела вся Германия.

– Даже я посмотрел эту галиматью, – добавил дядя Шорш.

– О чем там?

Отец действительно не имел ни малейшего понятия. Все рассмеялись – похоже, даже пастор не пропустил ни одну из шести серий. Было ужасно неловко.

– Господи, речь о том криминальном сериале, из-за которого отменился вечер у Трудхен и Герда? – догадался отец.

Дядя Герхард серьезно кивнул.

– Да. Вас же все равно пригласили на бутерброды и пиво. Но ты не захотел. Хайнц Драхе был великолепен.

– Да, точно, теперь припоминаю. Мои ассистенты на работе только об этом и болтали, такая чушь, ужас. Будто с ума посходили.

– Да, каждая серия как на иголках, – сказал дядя Ахим.

– На иголках? Ты шутишь.

Отец постепенно заводился, но и дядю Ахима было не остановить.

– Серьезно. Ужасно захватывающе, – заявил он.

– В каждой серии появлялся новый подозреваемый. Ты просто представить не можешь.

Отец рассмеялся. Он любил оживленные беседы. К сожалению, настроение продлилось недолго. Он быстро поддался внутренней потребности все тщательно анализировать.

– Конечно, молодцы. Держат зрителей в напряжении. Единственный вопрос, откуда столько подозреваемых, – впрочем, в стране, где все подозревают всех, это вполне естественно.

Тоже типично: не посмотрев ни одной серии, он перетянул дискуссию на себя, исследуя более глубокие мотивы.

– Ну, напряжение в любом случае значительно возрастает, – сказал пастор Краевский.

– Возможно, автор просто не придумал ничего лучше. Пастор, вы можете представить, чтобы Достоевский вводил нового подозреваемого каждые десять страниц «Преступления и наказания»?

– Извините, но это совсем другое, – возмущенно вмешался дядя Вольфи, пока пастор раздумывал над вопросом.

– Но почему, Раскольников ведь тоже совершил убийство, разве нет?

– Раскольников! – покачал головой дядя Ахим.

– К сожалению, вынужден признаться, я не читал Достоевского, но разве там не затрагивается вопрос доказательства существования Бога?

– Простите, господин пастор, не хочу показаться неуважительным, но доказательств не так уж много, – сказал отец.

– Вы правы, это остается вопросом веры, но вера…

– Итааак, – перебила их мать, – а теперь, властители мира, я попрошу вас занять места и включить телевизор.

В этот момент трансляцию прервали из-за короткого выпуска новостей. Отец хотел выключить, но на экране появилось лицо американского президента. Он обратился к американскому народу с коротким посланием, которое должно было разойтись по всему миру. На Кубе, всего в двухстах километрах от побережья Флориды, советское правительство разместило ракеты средней дальности с ядерными боеголовками. Президент Кеннеди заявил о возможной морской блокаде, если Хрущев не развернет корабли с новыми ядерными ракетами. Все молча смотрели на экран. Я не могла сосредоточиться на дальнейших пояснениях диктора. Вся компания будто перестала дышать. Казалось, родители восприняли эту новость тяжелее выкидыша, случившегося меньше года назад. Телевизор выключили. Никто не двинулся с места. Моя мать исчезла на кухне.

– Сала?

Аннелиза бросилась за ней. У тети Гертруды дрожали губы. Мужчины не двигались. Моя мать вернулась. Встала рядом с отцом и взяла его за руку.