Моя дорогая Ада

– Мы ведь не хотим повторять мещанское дерьмо за нашими родителями, верно?

– В смысле? – слегка враждебно уточнила я, уже предчувствуя, что будет дальше.

– Ну даааа, – сказала Таня, и я заподозрила, что теперь все решили разговаривать, как моя мать. – Знаешь, сексуальную верность, собственничество и прочий бред, сделавший из нас невротиков.

– Что?

– Не притворяйся, будто не понимаешь.

Когда духовный лидер Хотте отсутствовал, разговоры становились чуть незатейливее.

– Каждый человек рождается свободным, верно? – спросила Андреа.

– Именно, – ответила Таня.

– Все остальное – угнетение.

– А ты ведь любишь Оле, верно?

Я поняла почти сразу: из лучших побуждений эти трое вот-вот превратятся в греческих богинь мщения, если я не захочу следовать их полигамной модели, хотя, в сущности – это стало ясно еще во время путешествия, – каждая просто хотела провести время с моим истерзанным страданиями другом, который осторожно, но уже победоносно поднимал тупой взгляд. Он чувствовал, как быстро три грации могут обернуться в фурий и ринуться за него в бой – вернее, за право им обладать. Вся болтовня о женской солидарности имела лишь одну цель: удовлетворение собственной похоти, ради которой я, сестра по духу, должна великодушно отречься от требований. Не дождетесь, подумала я и ушла от всех четверых, хлопнув дверью.

Даже королям приходится выбирать

Я шла по городу и рыдала. От меня шарахались прохожие. Оборванная хиппушка, наверняка еще и наркоманка. Все отводили взгляд. Наверное, думали о собственных детях и боялись, что мой упадок заразен. Чудные люди. Всегда просто отворачиваются. Ничто не должно мешать им на пути в светлое будущее: ни дети, ни прошлое. Разве их будущее – не мы? Видимо, они рисовали себе другое. Пошел дождь. Стоя перед дверью Мопп и нажимая на кнопку звонка, я сама не понимала, как там очутилась.

– Ада… что… заходи.

Я промокла до костей. Несмотря на удушливую жару, я сидела на диване и дрожала. Мопп принесла чашку чая.

– Чай с лимоном, медом и капелькой рома. Не помешает. Осторожно, горячий.

Я пила маленькими глоточками. Ром меня согрел. Там явно была не капелька, скорее, полстакана.

– Дай на тебя взглянуть, мы не виделись целую вечность. Выглядишь великолепно. Юная леди.

Мопп взяла и потерла мои руки. Она смотрела таким открытым взглядом, что я сразу расплакалась.

– В чем беда?

Я пыталась ответить, но рыдания сдавливали горло. С чего начать?

– Давай-ка я включу музыку. «The Beatles»?

– У тебя есть пластинки «The Beatles»?

– Все.

Я бросилась ей на шею. «The Beatles». Я, скорее, была фанаткой «Stones», но неважно. Кто из друзей родителей слушал нашу музыку? Таких не было. Она поставила пластинку.

Ah, look at all the lonely people

…

«Только посмотри на одиноких людей». Песня «Элинор Ригби», я сразу узнала.

– Почему ты никогда к нам не приходишь? С компанией по субботам или просто?

– Ой, – отмахнулась Мопп. – Я туда не вписываюсь, и твой отец, ну, я, скорее, подружка Салы. Из других времен, понимаешь.

– У матери нет подруг, кроме тебя.

Мопп задумчиво кивнула.

– И у меня, по сути, тоже – с тех пор, как уехала Ушка.

– Нет подруги? В твоем возрасте?

– Ну понимаешь, они все… Ой, не знаю. Мне кажется, я другая.

– Ты говорила об этом с матерью?

– Никогда.

– Почему?

– Слишком много вопросов.

– От нее?

– Да. Она… ой, неважно. Для нас обеих было бы лучше никогда не возвращаться в Германию.

Чай помог. Мопп снова наполнила мою кружку. И добавила еще одну порцию рома.

– Помнишь наш разговор? Когда мать уехала и о нас заботилась ты?

– Конечно.

– Теперь можешь мне сказать?

– Что?

– Ты знаешь.

Мопп посмотрела перед собой.

– Ханнес?

Я кивнула.

– Он приезжал, – сказала я.

– Сюда? В Берлин?

– Да. Мне рассказал Спутник. Они могли хотя бы мне позвонить.

– Почему тебе это так важно?

– Она крестная его дочери, ты знала?

– Нет.

– Почему не знаю я? Зачем такая секретность?

Мопп подлила мне чаю.

– А вдруг он мой отец?

Мопп помешала сахар.

– А если ответа нет?

– В смысле, если мать не знает сама?

Мопп кивнула.

– Но я же должна знать.

Мопп посмотрела мне в глаза.

– А зачем? – осторожно начала она. – Раньше, когда король впервые брал на руки собственного ребенка, он признавал этим свое отцовство. – Она спокойно выдохнула. – Так он подтверждал происхождение ребенка и его место в престолонаследии. Король должен был хорошо понимать, что делает, ведь он не мог отменить решения, даже если позднее появятся неопровержимые доказательства.

– И?

– Отто принял решение по поводу тебя.

– Мать тогда спросила, кого из двух я предпочту в качестве отца!

– Возможно, она сама не знала, кого любит сильнее.

Мопп встала. Пошла на кухню и открыла балкон. Из гостиной было видно, как ей на руки скользнула маленькая кошка. Я слушала «The Beatles».

Все одинокие люди,
Откуда они взялись?
Все одинокие люди,
Где их место?

Я встала.

В прихожей я обняла Мопп.

– Не знала, что у тебя есть кошка.