Читаем Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал 12 полностью

Они всегда были рядом, смотрели почти на одно и то же, проводя много времени друг с другом. Но, скорее всего, ответ у каждой свой собственный. Я могу с уверенностью ответить, что этот ответ не изменится. Поэтому, чтобы не произносить его вслух, мы говорили о чём-то другом. О погоде, о кофе, и тривиальных воспоминаниях.

«Говорят, что когда я родилась, шёл снег. Поэтому меня назвали Юкино. Как просто, не правда ли?» - внезапно сказала Юкиношита, словно смеясь над собой. Юигахама ласково улыбнулась и негромко ответила.

«Но это замечательное и очень красивое имя.»

Понимая, что никто не спрашивал моего восторга, я тоже кивнул.

«Хорошее имя.»

Юигахама слегка удивлённо посмотрела на меня, моргая, а Юкиношита застыла от удивления и смотрит на меня, широко раскрыв глаза. Из-за такой реакции мне тоже стало неловко, и я перевёл взгляд в другую сторону, поднёс ко рту кофе и сделал глоток, чтобы отвлечься.

Я на самом деле считал, что имя красивое, поэтому отрицать ничего не собираюсь. Имя Юкино очень хорошо подходит ей. Красивое, с оттенком бренности и одиночества. Странно, но образа холода и заморозков нет.

«Спасибо.» - слабым голосом произнесла Юкиношита, и я вновь посмотрел на неё. Она сжала кулаки на юбке и опустила голову. Её чёрные волосы скрывали лицо подобно вуали, но её порозовевшие щеки всё равно было видно. Наверняка Юигахама тоже это заметила и ласково улыбнулась. Я услышал слабый смех, Юкиношита осторожно кашлянула, подняла лицо и выпрямилась.

«Говорят, это мать выбрала мне имя. Хотя, об этом мне рассказала сестра.» - начав говорить тихо, закончила она и вовсе исчезающим в воздухе голосом, и опустила взгляд. На её лица была мрачная натянутая улыбка, из-за чего на какой-то миг Юигахама и я запнулись.

Может, стоит заглушить тишину хоть чем-то? Например, что моё имя, Хачиман, куда проще, или что мать и отец долго выбирали имя для Комачи, в отличие от меня. Придумать что-то, чтобы отвлечься… Или, может, лучше доверить это Юигахаме, а потом присоединиться. Но и я, и Юигахама решили промолчать, вдохнув. Мать Юкиношиты, и Харуно-сан. Мы почти ничего не знаем об отношениях между ними. Хотя, аналогично мы не знаем почти ничего и про семью Юигахамы, да они про мою семью почти ничего не знают.

Поэтому незнание здесь – главное. Я не знаю их, не знаю почти ничего о них. Поэтому не знаю, как правильно ответить. Когда я совсем ничего не знал – у меня ещё была индульгенция. Если ты не знаешь человека, никто не будет винить тебя за неуместные слова, за недопонимание, и тем более абсолютно нормально не связываться с незнакомыми. И если сталкиваешься с хлопотным делом - можно его просто проигнорировать, потому что ты на самом деле посторонний.

Однако, мы уже знаем друг друга достаточно, чтобы не игнорировать и не прикидываться непонимающим. Поступать так сейчас – бесстыдство. Но я не знаю, что сейчас делать. Я смог бы начать разговор с какой-то сторонней темы, настроиться на общую волну, открыться, и, аккуратно, не наседая, сказать нечто, напоминающее совет. Это уже похоже на образцовое решение, на которое естественным образом способен любой. Но ведь мы пришли к тому, что происходит сейчас, как раз таки из-за этой поддельности. Моя рука непроизвольно сжала банку с кофе, но стальная банка не поддаётся. Взамен, кончики пальцев задрожали, и был слышен звук жидкости, настолько тихо мы сидим.

Слегка встряхнув банку, я проверил, сколько ещё осталось кофе. Я решил, что как только допью, начну разговор. И если я решил, то у меня нет иного выбора, кроме как делать. Так было всегда. Меня всегда засасывало, втягивало, впутывало, а в конце концов решение принимать должен был я. Такой у меня характер. Моя решимость – это отнюдь не то, чем я могу гордиться или за что меня можно похвалить, просто привычка. Я почти всегда один, одиночка, поэтому мне приходится всё делать самому. Соло-игрок - это совсем не значит, что я очень способный, даже наоборот – мне почти всё не нравится. Единственное, что у меня получается хорошо – убаюкивать самого себя, убеждать сдаться.

Но, похоже, сейчас мне не удастся обмануть себя. Особенно, если разговор получится откровенный. Видимо, я и впрямь избегал думать о будущем. Кажется, слово «убегал» здесь не совсем верно. «Избегал» гораздо ближе. Ещё подходит «уклонялся». Не думаю, что это можно назвать эскапизмом. Потому что я его презираю.

В итоге, я не искал никаких путей решений и ответов, желая, чтобы оно всё закончилось. Сам вопрос, его суть и сложность, неясны, и я ждал, пока он рассеется, как утренний туман. Я самовольно решил, что мы все просто однажды растворимся. Для меня непозволительно судить о чувствах девушек, но вряд ли я сильно ошибаюсь. Ведь как-никак я с ними прошёл долгий путь, то ли счастливый, то ли нет, похожий то ли на дневной сон, то ли на удушение ватой.

Но этому не бывать.

Юигахама Юи уже поставила вопрос.

Юкиношита Юкино уже проявила стремление к ответу.

А что же Хикигая Хачиман?

Перейти на страницу:

Все книги серии Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал

Похожие книги

Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Хиросима
Хиросима

6 августа 1945 года впервые в истории человечества было применено ядерное оружие: американский бомбардировщик «Энола Гэй» сбросил атомную бомбу на Хиросиму. Более ста тысяч человек погибли, сотни тысяч получили увечья и лучевую болезнь. Год спустя журнал The New Yorker отвел целый номер под репортаж Джона Херси, проследившего, что было с шестью выжившими до, в момент и после взрыва. Изданный в виде книги репортаж разошелся тиражом свыше трех миллионов экземпляров и многократно признавался лучшим образцом американской журналистики XX века. В 1985 году Херси написал статью, которая стала пятой главой «Хиросимы»: в ней он рассказал, как далее сложились судьбы шести главных героев его книги. С бесконечной внимательностью к деталям и фактам Херси описывает воплощение ночного кошмара нескольких поколений — кошмара, который не перестал нам сниться.

Владимир Викторович Быков , Владимир Георгиевич Сорокин , Геннадий Падаманс , Джон Херси , Елена Александровна Муравьева

Биографии и Мемуары / Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная проза / Документальное