Моя палата

   В коридоре то и дело сновали тени, крадучись, словно мыши под плинтусом. Такие же пациенты, как и он, больные серостью, безысходностью, безнадегой, полные тоски и разочарования в глазах. Никто из них заглядывал в палату, равно как и он сам никогда не смотрел в их палаты. Он не мог попросить их о помощи, ведь входить в чужую палату было запрещено всем, кроме персонала. Степан даже не мог запомнить их имена, хотя бы кого-нибудь из них, завести что-то похожее на дружбу, или, по меньшей мере, знакомство. Они ему просто не были нужны. И вот эти серые тени носятся по коридору, "словно опавшие листья, ожидая, покуда дворник не сгребет их в кучу и не бросит в них ворох горящих газет с тем, чтобы дым известил округу о наступлении зимы". Между осенних листьев простучали капельками дождя по крыше Томины каблучки. Она заглянула в палату Степана, опять поджала губки и скрылась за поворотом.

   Спустя минуту в ноги Степана уперлась ступенька от инвалидной коляски. Откуда-то сверху, из-за декольте и распущенных волос, из-за поджатых красных губ и гордо вздернутого носика на Степана смотрели глаза Томы, и ее молчание было более красноречивым, чем все слова, сказанные в этой больнице за все утро. Она помогла пациенту пересесть в коляску и покатила его по коридору, окуная в тепло отапливаемого помещения после холодной пытки в палате. Степану казалось, что он находится в гоночном автомобиле, а Тома – пилот. Она наезжала на "ворохи сухих листьев", заставляя их разлетаться. Она жгла резину на повороте, выдирая клочки истлевшего линолеума. Она резко сбросила скорость и выжала сцепление, едва Степан пересек границу ее земель. Здесь она была хозяйкой, и если бы не скромные размеры процедурной, никогда бы не "соблюдала в ней скоростной режим".

   Тома напевала под нос веселую популярную песенку, "обламывая головы ампулам". Вскоре игла, преодолев тугой барьер резиновой крышечки, впрыснула в бутылку ювелирно тонкую струю смешанных препаратов. Капельница была готова. Пока Тома мастерила узел из жгута и руки Степана, он ощутил, что ему нечем дышать.

   – Качай кулачок, Стенька, – потребовала Тома.

   Мышцы его кисти были "слабее, чем сердце котенка", а потому он сподобился лишь пару раз сжать руку в кулак, после чего безжизненные пальцы начали указывать на пол. Вены на его локтевом изгибе были спрятаны надежнее, нежели деньги в швейцарском банке. Несколько ударов пальцами по локтевому изгибу не позволили ей определить то место, куда игла могла бы войти и достигнуть цели.

   – Крепкий ты орешек, Стенка...

   – Я его тень...

   – Кого? – не поняла Тома.

   – Степана...

   – Знаешь что, тень. Передай Степану, что сейчас я ему капельницу в язык поставлю.

   Степан улыбнулся.

   – Прошлый раз в ногу кололи. Там есть место одно.

   – Баба Нина даже медузе капельницу поставит, – отметила Тома.

   – Она ее сначала молиться научит и заставит...

   Тома звонко рассмеялась.

   – Давай сюда свою ногу, – с этими словами она закатила штанину и принялась внимательно осматривать его кожу, похожую на лунную поверхность, испещренную синяками, словно кратерами.

   Вскоре уголков ее губ коснулась хитрая улыбка. Пальцы привычным движением выудили откуда-то влажную ватку, протерли место будущей встречи иглы и кожи и потянулись за капельницей. Степан вздохнул и закрыл глаза.

   – А где печенье? – спросил он, чтобы отвлечься от грядущего укола.

   – А? Какое печенье?

   – Которое детям. Которое я сегодня заработал для них.

   – Ах, это печенье... Это печенье я уже передала через нашего шофера. Он как раз в тот район поехал, ну и я подумала – чего детишкам до вечера ждать. Уверена, они будут рады! А на пачке я написала: "От Стеньки Разина!"

   – Знали бы они, кто это такой...

   Тома посмотрела в его глаза.

   – Главное, что ты это знаешь. Тут почти никто не знает, кто он такой. А ты вот знаешь. Вот и все. Лежи теперь, питайся, – она отрегулировала "скорость вспыхивания искр в системе" и подошла к своему столу. Там она переложила с места на место несколько листочков, как вдруг вздрогнула от того, что увидела кого-то в дверном проеме.

   Это был молодой доктор, Егор Матвеевич, который, улыбаясь, смотрел то на нее, то на Степана.

   – Тамара Васильевна! – бодро отчеканил он. – Зашел убедиться, что Степан прибыл на место проведения витаминной терапии. Можно вас на минуточку?

   Степан открыл глаза и увидел, что Егор Матвеевич ему подмигнул. Тома подняла подбородок повыше.

   – Сейчас подойду, я занята! – заявила она.

   – Хорошо, я на посту вас подожду, – молодой доктор сделал короткое движение подбородком и исчез.