«Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950

Безрадостная, серая, убитая и убивающая, озабоченные нахмуренные лбы, бегающие усталые глаза, сомкнутые губы.

Ни улыбки…

Надоел город!

Ушли из театра: Маркс1246 в Первую студию и Ходорович1247.

9 сентября [1924 г

.]

Послезавтра уезжают труппа и Малыш. Я – 12-го.

Делишки… Лежу, брожу по комнатам, беспокойно перебираю: Адриенна, Федра, Иоанна, Саломея.

Вспоминаю Васю. Он приехал уже дней 10 назад.

Ни слуху, ни духу…

Не звонит, ничего…

Встретила Николая [Церетелли] однажды около театра. Он пополнел, похорошел.

Встретились ласково.

Опять знакомый толчок в сердце – мягкий и нежный.

Как бы я хотела, чтобы жизнь сломала его навсегда и он вернулся в театр настоящим человеком. Ведь он очень хороший – только .

Безденежье… жуткое.

У меня горе: прозевала парижское платье из‐за того, что не было под рукой 10 червонцев. Хочется одеваться безумно!

Я очень толстая, почему-то это мало печалит.

Хочу уехать на Запад и в Америку.

Мало думаю о романтическом и «эротическом».

Люблю Малыша с напором всех сил.

Мечтаю перебраться из нашей квартиры в театр.

Увлекает образ Жанны1248.

Это-то и помогает, пожалуй, переносить суету и серость всего вокруг.

Вот – весь перечень мыслей, фактов.

Жанна д’Арк возвращает мне веру! Благодаренье Богу! Ведь вера – моя сила, без нее я не существую, теряю свое Я, свое лицо, свою живую [форму].

[Сентябрь 1924 г.]

Киев, Харьков

Удачно – «художественно».

Ругали за репертуар1249. И воистину: Пьеретта, Адриенна, Саломея, Федра, Жирофле! Сплошная «могила»! – кроме Жирофле.

Необходим живой репертуар!

Иначе и я не могу дойти до современного зрителя.

Меня не смогут «полюбить».

Я не отражаю никого из «них»!

В голове: Жанна, хочется увидеть Васю, но он не звонит, а мне первой не хочется, скучаю по Николаю [Церетелли]. Он пока – нигде.

Эти дни сплю.

В последнее «Жирофле» захворала в I акте. Еле доиграла.

На следующий день – больная выехала и все же отдохнула, отлежалась больше, чем обычно, дома. Отоспалась.

Со среды – репетиции.

Хочу остричься или переменить прическу.

[Схематичный рисунок прически.]

11 октября [1924 г

.]

[Москва]

Занимаюсь Иоанной. Утро, вечер – на сцене. Устала.

Иногда огорчают лишние морщины. На лице.

Хочется влюбиться и омолодиться, встряхнуть свое сердце. А то там излишний покой.

Плохо сплю.

Александра Яковлевича люблю бесконечно.

Хочу – дочь.

Мечтаю… вероятно, впустую.

Людей никаких не вижу.

Вася не звонит.

Николая [Церетелли] не видала.

Жизнь в театре и на час, полтора-два.

[После 21 октября 1924 г.]

20 октября – генеральная «Иоанны», родительская.

21-го – премьера и критика.

Я с сорванным голосом. Нравлюсь, хорошенькая, играю средне, так как нет совсем звука.

Спектакль имел успех – но не бурный.

Публике нравится.

Друзья многие становятся на дыбы.

Меня хвалят.

Прессы еще нет1250.

Мечтаем с Александром Яковлевичем уехать.

Николай [Церетелли] был на премьере – не заходил.

Много цветов.

Смущает, что нет модных платьев, из‐за этого не могу «выезжать».

Хоть в общем – тоска, всюду.

29 ноября [1924 г

.]

Катастрофа на «Четверге»1251– раздроблена нога у Ценина, ушиблены Соколов и Фердинандов.

Я в волнении.

Делишки должны бы быть 24 – и вот уже неделю не играю и ничего нет, и даже признаков нет.

Всё сыплются и сыплются на нашу голову несчастья.

Зато удачи с налаживанием перестройки с Рыковым1252, Калининым1253.

Настроение моментами ужасное, моментами волнительное, как перед наступлением какого-то большого момента, который определит, наконец, – всё.

Жизнь нашу, работу, родину, всё.

Александр Яковлевич совсем не спит, устает, но бодр.

5 декабря [1924 г

.]

Наконец вчера – заболела.

Приходится отменять «Иоанну» сегодня и завтра утром.

Третьего дня на «Саломее» был Николай [Церетелли] – за кулисами. Не взволновал: вид у него плохой, небритый, опущенный.

Сердце молчит. Даже грустно.

Готовимся к юбилею. Это то, что волнует и окрашивает все дни. Юбилей отложили до 29-го.

Сквозь все несчастья, суету, тяжелый хаос – горит в душе надежда, что «радость будет».

Хочется скорее, чтоб был юбилей и Новый год.

Может быть, сейчас мы подошли как раз к Рубикону – и дальше, если перешагнем, будет все хорошо и верно.

[Декабрь 1924 г.]

25 декабря – «Собрание в 8 часов в театре»…

На мне – вышитое черное платье и пальто (Париж).

Настроение взволнованное.

До собрания – сижу в уборной у Фенина1254. Разговор о том, что в «Искусстве трудящимся»1255 уже было сообщение о том, что я и Александр Яковлевич удостаиваемся звания заслуженных артистов.

8 часов. Собираемся на сцене.

Стол и стул с одной стороны, ряд стульев напротив, сбоку пюпитры для оркестрантов.

Нет – Фердинандова и Ценина, Соколов хромой, с палкой.

Когда все собрались – пришел Александр Яковлевич.

Лицо красивое, взволнованное.

«25 декабря 14 года театр открыл сезон – пьесой „Сакунтала“…»

Оркестр играет одну за другой мелодии «Сакунталы».