«Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950

Александр Яковлевич бледнеет, лицо мучительно дрожит от сдерживаемого рыдания.

Плачет Леночка [Уварова].

Я креплюсь и думаю о том крепком кольце одиночества, которое спаялось вокруг нас…

Безумно жаль Александра Яковлевича.

Дальше говорит Александр Яковлевич о постановках, вскользь о жизни театра, приветствует нас, четверых, «героев-юбиляров»1256… Вспоминает ушедших от нас навсегда… Петипа, Жигачева1257, Громова1258, других… Почтили память, встали.

Дальше приветствует пострадавших1259 (впервые за всю жизнь театра) на сцене – Соколова, Ценина, Фердинандова…

Перебирая постановки, доходит до «Брамбиллы».

Оркестр играет ряд музыкальных отрывков, покрываемых аплодисментами всех…

Сквозь все слово Александра Яковлевича я так ясно ощущаю большую его, удивительную скорбь и Одиночество.

После собрания – аплодисменты Александру Яковлевичу.

Идем в столовую.

Там чай, шум, гам, весело, дружно, приятно.

Приходит Соколовский и от школы приветствует театр1260.

Остается с нами.

В 1 час пришли домой.

Мыла волосы…

Все дни перед 29‐м были наполнены волнением – как перед большим событием.

Уже начиная с 12 декабря (12‐го шла 150‐й раз «Адриенна» и 13‐го 200‐й раз «Саломея»1261) все дни были торжественны, переполнены через край особым содержанием.

Между 25‐м и 29‐м была сплошная лихорадка.

Юбилейный комитет, взволнованный, носился в кулуарах театра.

Слухи о том, что готовится что-то небывалое и торжественное, текли по всем артериям театра…

Накануне шла «Жирофле», у меня был свободный вечер1262, который я решила посвятить пробе своего внешнего вида до чествования. Примерка серебряного платья меня сразу огорчила.

Показалось, что не идет серый цвет и я очень бледна.

Затем испробовала грим и тут с удивлением обнаружила, что для жизни мне нужен тон – не розовый, которым я до сих пор мазалась, а почти белый.

Затем в 11 часов пошла в театр со всеми пожитками, чтобы показаться Александру Яковлевичу.

Состояние нервное – напряженное, нехорошее.

Александр Яковлевич платье одобрил, сказал, что очень к лицу, выругал меня за лишнюю суету, в 1 час мы ушли домой.

Легли часа в два, приняла я веронал, так как заснуть долго не могла.

Встала в 11 ½, потанцевала и поехала в Большой театр на репетицию1263.

Сначала репетировали «Жирофле»1264, потом «Федру». Ушли оттуда в 3 ½ часа.

Настроение довольно покойное.

Александр Яковлевич – в театр.

Я – домой.

Поела, легла на ¾ часа и к без ¼ 6 поехала в театр.

Уборная № 2 – Неждановой1265.

Третий звонок…

Сердце екнуло и перестало биться.

Последние комки белил на руки… Надеть кольцо, поправить грим…

Покрепче приколоть убор…

Иду на сцену.

Александр Яковлевич встречает – жмет руку.

Иду на свое место к выходу…

Как сквозь пелену – слышу голоса Фердинандова1266 и Галинского1267.

Фердинандов уходит.

Последний перед моим выходом монолог Галинского.

Сердце почти не бьется.

Собираю последнее мужество. Вижу на той стороне за кулисами Александра Яковлевича. Любящие взволнованные глаза…

Галинский: «Мою тоску вы видите, о боги…»

Сгибаю корпус…

Выбегаю на сцену…

Аплодисменты…

Стою, пережидаю, как говорил Александр Яковлевич.

Волнение успокаивается, но подъема нет, желания играть нет.

Играю напряженно, верно очень, но без огня совсем.

Шумно за кулисами, ощущение, что «звук не идет в зал»…

Слава богу, скоро конец – это я думаю про себя, говоря последние слова перед проклятием Эноне1268…

Кончила, ушла за кулисы, занавес, аплодисменты…

Конец 5 акта.

Кланяемся. На сцену выносят цветы.

Три корзины.

С боковых лож летят разноцветные бумажки: «Изумительной Алисе Коонен» – друзья и поклонники1269.

Выходим с Аркадиным за занавес.

Иду в уборную.

Корзина с вазами от Яновицких.

Чудные «коробки из пьес» от Быковских1270.

«Жирофле».

Я спокойно разгримировываюсь и одеваюсь.

Ощущение – играла очень средне, но настроение приятное: «сегодня не в этом суть».

«Жирофле» идет хорошо. Овации Румневу1271 на «подвязке».

Плоха Назарова1272.

К концу – готова, иду за кулисы.

Бешеные овации.

Кричат Александра Яковлевича.

Все на сцене.

Кричат меня.

Вытаскивают меня на сцену.

Аплодисменты усиливаются.

Переходят в рев.

Наконец – занавес.

Иду в уборную.

Приходит Квиринг с сожалением, что должен уехать на банкет Моисси1273.

Азерская, Николай [Церетелли].

Взволнованный, с извинением, что без подарка.

Звонок.

Пролог Каменского1274 за занавесом. Слово юбилейного комитета.

Собираемся на сцене, строимся за занавесом на лестнице, по которой должны сходить из центра на сцену.

Весело, много острот, смеха. Впереди Александр Яковлевич с Уваровой, я и Аркадин.

Я в серебряном парижском платье, манто у Ваньки [Аркадина] на руке.

Сбоку на груди – розовая роза.

Хорошо причесана (серебряная повязка).

Хорошенькая.

Оркестр играет марш, одновременно с колосников спускаются в виде знамен – все названия пьес, прошедших за 10 лет. Выход труппы.

Аплодисменты.

Кланяемся публике, юбилейному комитету.

Садимся. Сбоку сцены – en face1275 публики.

Александр Яковлевич, я, Аркадин, Уварова – в центре.