Моя темная Ванесса

13 февраля 2007

Прошло шесть недель с тех пор, как я говорила с С. и он сказал мне, что на него открыта охота и один из его врагов может попытаться со мной связаться. Я поклялась ему в преданности и буду держать слово вечно (а что мне остается? обернуться против него? немыслимо), но с той ночи у него дома я его не перевариваю. У меня полный автоответчик сообщений. Он хочет сводить меня на ужин, хочет знать, как у меня дела, хочет меня увидеть, хочет меня. Прослушав первые несколько секунд очередного сообщения, я отшвыриваю телефон. Я впервые по-настоящему чувствую, что он меня добивается. Неслучайно это происходит после того, как он признался в неподобающем поведении.

Я не могу заставить себя написать, что он сделал, хотя из-за моей уклончивости его поступок кажется ужасным. Но он никого не убивал. Вообще-то он даже не причинил никому боль, хотя боль – понятие субъективное. Подумайте, сколько боли мы бездумно приносим. Когда на руку нам садится комар, мы, не колеблясь, прихлопываем его насмерть.

После занятия Генри сказал, что ему нужно кое о чем меня спросить.

– Я думал написать вам имейл, – сказал он, – но решил, что будет лучше спросить лично.

Когда мы зашли к нему в кабинет, он закрыл дверь. Я смотрела, как он потирает лицо, делает глубокий вдох.

– Мне так неловко, – сказал он.

– Мне есть о чем волноваться? – спросила я.

– Нет, – быстро сказал он. – То есть не знаю. Просто до меня дошел один слух о вашей старой школе. О том, что один учитель литературы некорректно повел себя с ученицей. Я слышал эту историю из вторых рук, не знаю, что было на самом деле, но я подумал… В общем, не знаю, что и думать.

Я судорожно сглотнула:

– Это ваша подруга вам рассказала? Которая там работает?

Генри кивнул:

– Да, она.

Я долго молчала, давая ему время сказать правду.

– Наверное, я чувствую себя слегка виноватым, – заметил он. – Из-за того, что знаю то, что знаю.

– Но это не ваше дело.

Он изумленно посмотрел на меня, и я добавила:

– Я в хорошем смысле. Не стоит из-за этого переживать. Это не ваша проблема.

Я попыталась как ни в чем не бывало улыбнуться, хотя мое горло сжималось в кулак, не давая дышать. Я представила, как Тейлор Берч плачет на диване, изливая душу Пенелопе – полному сочувствия психологу: «Мистер Стрейн меня трогал, почему он это сделал, что может помешать ему сделать это снова», но мое воображение было не остановить, и я опять перенеслась в кабинет Стрейна. Шипящий радиатор, стекло цвета морской волны.

– Слушайте, – сказала я. – Это пансион. Такие слухи возникают там все время. Если ваша подруга работает там не так давно, то, возможно, не знает, какие из них принимать всерьез, а какие игнорировать. Она научится.

– То, что я слышал, звучало довольно серьезно, – сказал Генри.

– Но вы сказали, что слышали это из вторых рук, – сказала я. – Я знаю, что случилось на самом деле, понимаете? Он мне рассказал. Он сказал, что прикоснулся к ее ноге, вот и все.

– О, – удивленно сказал Генри. – Я не думал… То есть я не понимал, что… Вы с ним до сих пор общаетесь?

У меня пересохло во рту – я поняла, что прокололась. Хорошая жертва не стала бы общаться со своим насильником. То, что мы со Стрейном по-прежнему общались, ставило под вопрос все, во что я позволила верить Генри.

– Это сложно, – сказала я.

– Конечно, – отозвался он. – Разумеется.

– Потому что то, что он со мной сделал, не настоящее изнасилование.

– Вы не обязаны ничего объяснять, – сказал он.

Мы посидели молча. Я смотрела в пол, Генри смотрел на меня.

– Вам правда не стоит переживать, – сказала я. – Случившееся с той девочкой не имеет ничего общего с тем, что случилось со мной.

Он сказал, что ему все ясно, что он мне верит, и мы сменили тему.