Моя темная Ванесса

– Ага, ясно, – сказала я. – Спасибо за твое ценное мнение.

Бриджит смотрела, как я выбираюсь из постели и топаю по комнате, роясь в стопках одежды на полу.

– Так ты идешь? – спросила она.

На улице было всего восемнадцать градусов, но для апреля в Мэне это было все равно что лето. На пирсе стояли ящики пива PBR, на шашлычницах готовились хот-доги. Девушки загорали в лифчиках от бикини, а трое парней в пляжных шортах перелезли через розовый гранит, чтобы по колено зайти в ледяную воду. Бриджит нашла поднос с желе-шотами, и мы выпили по три штуки, посасывая их между зубами. Кто-то спросил о моих планах после выпускного, и мне понравилось, что у меня готов был ответ:

– Я буду работать ассистенткой Генри и готовиться к поступлению в аспирантуру.

Услышав имя Генри, какая-то девушка обернулась, коснулась моего плеча. Это была Эми Дусетт с семинара по литературе.

– Ты о Генри Плау? – спросила она. Она набралась; взгляд ее безостановочно блуждал. – Боже, он такой горяченький. Не физически, ясное дело, а интеллектуально. Так и хочется раскроить ему голову и откусить огромный кусок его мозга. Понимаешь? – Она засмеялась, хлопнула меня по руке. – Ванесса понимает.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила я, но она уже отвернулась. Ее внимание привлек гигантский арбуз, который разламывали так же, как она, по ее словам, хотела вскрыть череп Генри.

– Его пропитали двумя бутылками водки, – сказал кто-то.

Ни у кого не было ни ножей, ни тарелок, так что люди просто хватали арбуз руками. На пирс капал смешанный с выпивкой сок.

Я попивала теплое пиво из банки и сквозь щели в досках наблюдала за волнами. Бриджит подошла с хот-догами в обеих руках, протянула один мне. Когда я покачала головой и сказала, что ухожу, у нее опустились плечи.

– Почему ты не можешь хоть раз в жизни повеселиться? – спросила она, но, увидев мое вытянувшееся лицо, поняла, что зашла слишком далеко. Уходя, я услышала, как она кричит: – Я пошутила! Ванесса, не злись!

Сначала я собиралась домой, но при мысли о том, что мне предстоит очередной пьяный день в постели, резко развернулась и пошла к корпусу Генри, зная, что по понедельникам он в кампусе. Я запомнила все его расписание наизусть: когда он в кампусе, когда у него пары и когда он у себя в кабинете, скорее всего один.

Дверь была открыта, его кабинет пуст. На столе лежала стопка бумаг, стоял открытый ноутбук. Я представила, как плюхнусь на его стул, открою ящики стола, просмотрю все, что внутри.

Он вошел, когда я стояла у его стола.

– Ванесса.

Я повернулась к нему. В руках он держал блокноты на пружинах, студенческие журналы с курса английской композиции, которые он больше всего ненавидел проверять. Я так много о нем знала. Столько знать было ненормально.

Пока Генри клал журналы на стол, я опустилась на второй стул, уронила голову в ладони.

– У вас что-то случилось? – спросил он.

– Нет, я просто напилась.

Подняв голову, я увидела его ухмылку.

– Вы напились, и инстинкты привели вас сюда? Я польщен.

Я со стоном надавила ладонями на глаза.

– Не будьте со мной таким милым. Я веду себя неподобающе.

Боль вспыхнула на его лице. Нельзя было так говорить. Мне ли было не знать, что, привлекая слишком много внимания к тому, чем мы занимаемся, можно было все разрушить.

Я достала из кармана телефон, показала его ему, прокручивая список пропущенных звонков.

– Видите? Вот сколько раз он мне звонил. Он не дает мне покоя. Я схожу с ума.

Я не объяснила, кто такой «он», потому что в этом не было необходимости. Скорее всего, Стрейн всегда был на уме у Генри, когда он смотрел на меня. Интересно, встречались ли они. Я часто воображала, как они жмут друг другу руки, и частички меня, оставшиеся на теле Стрейна, передаются Генри – так я ближе всего подбиралась к тому, чтобы к нему прикоснуться.

Генри пристально смотрел на мой телефон.

– Он вас преследует, – сказал он. – Вы можете заблокировать его номер?

Я покачала головой, хотя понятия не имела. Скорее всего, я могла это сделать, но я хотела видеть, что он продолжает звонить. Его звонки были подобны дыханию у меня на затылке. Но я также знала, что Генри сочувствует мне, пока мои поступки и желания правильны и я делаю все возможное, чтобы защититься.

– А что вы скажете на это? – спросила я. – Несколько недель назад он прислал мне кучу бумажек из тех времен, когда меня вышвырнули из Броувика…

– Что? – ахнул Генри. – Я не знал, что вас вышвырнули.

Неужели это тоже было ложью? Строго говоря, я сама ушла: в конверте, который прислал Стрейн, была даже копия моего заявления, – но мне казалось более правдивым сказать, что меня вышвырнули, потому что у меня не было выбора, даже если я была и виновата.