Моя темная Ванесса

Стрейн снова засмеялся. Я так и видела его жесткий взгляд, стиснутые челюсти, жгучий гнев, который он раньше обращал только на других. При мысли, что сейчас этот гнев направлен против меня, мне казалось, будто земля осыпается у меня под ногами.

– Не строй из себя идиотку, – сказал он. – Буду через десять минут.

Я попыталась напомнить, что он только что говорил, что будет через полчаса, но он уже повесил трубку. На экране высветилось: «Вызов завершен».

Бриджит спросила:

– Ты в норме?

– Он едет к нам.

– Зачем?

– Не знаю.

– Что-то случилось?

– Бриджит, я не знаю, – огрызнулась я. – Не сомневаюсь, что ты слышала весь гребаный разговор. Он не расщедрился на подробности.

Дальше мы ехали молча. Наш радостно-компанейский настрой выветрился из салона. На коленях у меня мяукала Мину. Такой жалкий тихий писк мог разозлить разве что чудовище – но, наверное, я была чудовищем, потому что все, чего я хотела, – это сжать крошечную мордочку котенка в руках и заорать на него, на Бриджит, на всех, чтобы они хоть на секунду заткнулись и дали мне подумать.

Бриджит сказала, что проведет вечер где-нибудь еще, чтобы мы со Стрейном могли побыть наедине. На самом деле она явно просто хотела убраться подальше от меня, моего психованного старого бойфренда и постоянно нависающей надо мной тяжелой тучи. Так, пару недель назад она привела домой какого-то парня и сказала ему: «Ой, Ванесса вечно на грани катастрофы, такие девушки притягивают к себе страсти».

После ее ухода я села на диван, положив на колени Мину, а на кофейный столик – открытый ноутбук. Каждые несколько минут я наклонялась, чтобы обновить страницу, как будто мне вот-вот мог прийти имейл, способный запросто все объяснить. Услышав, как дверь в подъезд открывается и по лестнице гремят тяжелые шаги, я сбросила Мину, схватила телефон. Он заколотил в дверь, котенок исчез за диваном, а мой палец скользнул по цифровой клавиатуре. Мысль позвонить в 911 была такой же фантазией, как и мысль о том, что мне могло прийти письмо от Генри. Звонок ничего бы не решил. Позвать на помощь значило бы ответить на не имеющие ответов вопросы диспетчера, объяснить необъяснимое. «Кто этот мужчина, что стучит вам в дверь? Откуда вы его знаете? В каких именно отношениях вы с ним состоите? Мне нужна полная история, мэм». Я перебирала варианты: продраться через это семилетнее болото и отдаться на милость скептически настроенного чужака, который мог мне даже не поверить, либо открыть дверь, в надежде, что все пройдет не так уж плохо.

Когда я его впустила, он вошел и тут же согнулся пополам, опираясь руками на бедра. Из груди у него со свистом вырывалось тяжелое дыхание.

Я шагнула к нему, боясь, что он упадет. Стрейн вскинул руку.

– Не приближайся ко мне, – сказал он.

Выпрямившись, он бросил куртку на круглое кресло, оглядел грязные полотенца, валяющиеся на пороге ванной, тарелку с засохшими макаронами с сыром на кофейном столике. Он пошел на кухню, начал открывать ящики шкафов.

– У тебя что, нет чистых стаканов? – спросил он. – Ни одного?

Я показала на башню пластиковых стаканчиков на стойке, и он, в ярости посмотрев на меня – «ленивая, расточительная девчонка», – наполнил один из них водой из-под крана. Я смотрела, как он пьет, и считала секунды до того, как его гнев снова наберет обороты, но, опустошив стаканчик, он только обессиленно оперся на стойку.

– Ты правда не знаешь, почему я здесь? – спросил он.

Я покачала головой под его буравящим взглядом. Мы не виделись с Рождества, когда он рассказал мне о Тейлор Берч. За несколько месяцев он изменился, его лицо казалось каким-то другим. Я искала и наконец нашла перемену: его очки. Теперь они были без оправы, почти невидимые. У меня кольнуло сердце при мысли, что он изменил такую неотъемлемую часть себя, не сказав мне.

– Я приехал сюда прямо с броувикского мероприятия кафедры, – сказал он. – Или с благотворительного вечера. Похер, не знаю, что это было. Я даже не собирался туда идти. Ты знаешь, как я все это ненавижу, но я подумал, что очередная ночь в одиночестве может меня прикончить. – Он вздохнул, потер глаза. – Меня задолбало, что ко мне относятся, как к прокаженному.

– Что случилось?

Он опустил руку.

– Я сидел с несколькими коллегами, включая Пенелопу. – Он вгляделся мне в лицо в ожидании реакции, заметил, как я втягиваю в себя воздух. – Видишь, ты знаешь, что я собираюсь сказать. Не разыгрывай из себя идиотку. Не… – Он ударил ладонями о стойку и резко шагнул ко мне, протянув руки, словно хотел схватить меня за плечи, но в последний момент остановился, сжал кулаки.

Шторы были раздвинуты. Мысль о необходимости защищать нас со Стрейном впечаталась в меня настолько сильно, что я думала только об одном: любой прохожий может поднять взгляд и заглянуть в кухню. Когда я собиралась задернуть шторы, он схватил меня за руку.

– Ты сказала ее мужу, – сказал он. – Своему преподавателю. Ты сказала ему, что я тебя изнасиловал.