Моя темная Ванесса

При этих словах я увидела пятнадцатилетнюю себя. С диким взглядом, разлученная с родителями, я в панике бежала по тундре, а Стрейн несся за мной и, не замедляя бега, подхватил меня на руки. В ушах у меня, заглушая остальные рассуждения моего спутника о фильме, ревел океан, и я думала: «Возможно, так все и было». Я была очевидной мишенью. Он выбрал меня не потому, что я особенная, а потому, что изголодался, а я стала легкой добычей. Когда, вернувшись в квартиру, мы с мужчиной занимались сексом, я покинула свое тело, чего не случалось со мной уже много лет. Он и мое тело остались в спальне, а мой разум бродил по квартире, свернулся в комок на диване и пялился на пустой экран телевизора.

Я перестала отвечать на его сообщения, никогда больше с ним не встречалась. Я говорила себе, что он ошибается. В пятнадцать я не была слабачкой. Я была умной. Я была сильной.

Когда это случилось, мне было двадцать пять. По дороге на работу я, одетая в черный костюм и черные балетки, переходила Конгресс-стрит и увидела его: он стоял перед музеем искусства в окружении дюжины детей-подростков – учеников, по большей части девочек. Я наблюдала за ним издалека, прижимая к себе сумку локтем. Он отвел учеников в музей – должно быть, школьная экскурсия, приехали на выставку Уайета, – и придержал дверь, пока они входили, одна девочка за другой.

Прежде чем исчезнуть внутри, он оглянулся через плечо и заметил меня в старомодной рабочей одежде, поблекшую и старую. Годами я больше всего на свете хотела ощутить на себе его взгляд, но теперь слишком стыдилась своего лица, мелких морщин и признаков возраста, чтобы шагнуть поближе.

Он закрыл за собой дверь, а я отправилась на работу. Сидя за стойкой консьержа, я воображала, как он переходит из одного зала в другой вслед за девочками с блестящими волосами. Мысленно я следовала за ним, не выпускала его из вида. Мне подумалось, что этим я, скорее всего, и буду заниматься всю свою жизнь: гнаться за ним и за тем, что он мне дарил. Сама виновата. К этому времени я должна была его перерасти. Он никогда не обещал любить меня вечно.

Следующим вечером он позвонил. Я шла домой с работы, было уже поздно, и в центре горели только витрины баров и пиццерий навынос. При виде его имени на экране у меня подкосились ноги. Пришлось прислониться к зданию, когда я взяла трубку.

Его голос схватил меня за горло.

– Я тебя видел? – спросил он. – Или это был призрак?

Он начал звонить еженедельно, всегда поздно вечером. Мы немного говорили о том, кем я стала, – работа в отеле, бесконечная череда парней, мамино немое разочарование во мне, папин диабет и проблемы с сердцем, – но в основном о том, кем я была когда-то. Мы вместе вспоминали сцены в его тесном кабинете за классом, у него дома, в универсале, припаркованном на обочине старой лесовозной дороги, на холмистой черничной пустоши, где я залезала на него верхом, пение синиц и жужжание пасеки, проникающие в открытое окно машины. Наши подробности сливались воедино. Мы с ним живо, слишком живо воссоздавали те моменты.

– Неспроста я не позволял себе все это вспоминать, – сказал он. – Я не могу снова утратить над собой контроль.

Я увидела его за учительским столом в классе. Его взгляд скользил по сидящим за семинарским столом девочкам. Одна девочка подняла глаза, поймала его взгляд и улыбнулась.

– Можем перестать, – сказала я.

– Нет, – ответил он, – в том-то и проблема. Сомневаюсь, что я смогу перестать.

Когда он перестал вспоминать меня и начал рассказывать о девочках с его уроков, я последовала за ним. Он описывал, как они поднимают руки, показывая бледную кожу на их внутренней стороне, выбившиеся из их хвостиков пряди, краска, заливающая их шеи, когда он говорил им, что они редкие драгоценности. Он говорил, что они невыносимо сияют красотой. Он рассказывал мне, что подзывает их к своему столу, кладет ладонь им на колени.

– Я притворяюсь, что они – это ты, – сказал он, и мой рот наполнился слюной, словно зазвонил колокольчик, обещающий давно погребенную мечту. Я перекатилась на живот, положила между ног подушку. Продолжай, не останавливайся.

2017

СТАТЬЯ ДЖЕНИН ВЫХОДИТ ЗА НЕДЕЛЮ ДО ДНЯ БЛАГОДАРЕНИЯ, но она посвящена не Стрейну. В одном абзаце ближе к началу вскользь упоминается о Тейлор и интернет-травле, которой она подвергалась. Все остальное – об учителе из школы-пансиона в Нью-Гэмпшире, который домогался девочек всю свою сорокалетнюю карьеру. В статье рассказывается о восьми жертвах, называются их настоящие имена. В ней есть их новые фото и фото школьных времен, сканы их подростковых записей в дневниках, любовные письма учителя. Годами он писал девочкам одни и те же строки, звал их одинаковыми ласковыми прозвищами. «Малышка, ты единственная, кто меня понимает». В заголовке статьи упоминается название пансиона – узнаваемое, престижное и гарантированно привлекающее внимание. Трудно удержаться от цинизма и не прийти к выводу, что к этому все и свелось.