Моя тюрчанка

Казалось: за день мы так уморились, что сон у нас будет глубокий, как у бревен. Но нет, спал я очень плохо. Несколько раз я на сколько-то секунд просыпался. Сердце бешено стучало, со лба стекал холодный пот. Задыхаясь, я озирался по сторонам, чувствуя себя в каком-то подземелье гномов. Мне хотелось вопить в темноту, надрывая голосовые связки: «Нет!.. Нет!.. Мы не должны умирать!.. Я этого не хочу!.. Мы будем жить, жить!..». В полусознательном состоянии я сидел на постели, прижав ладони к вискам. Пока не падал – и вновь проваливался головой в подушку.

Еще я слышал, как стонет и всхлипывает во сне Ширин. Она спала очень тревожно. Металась по простыне, как будто та жгла мою девочку. И только прижавшись ко мне, милая притихала. Один раз – проснувшись от очередного приступа колючего ужаса – я уловил, что Ширин смотрит на меня.

Ночь пронеслась над нами, как мерзко клекочущая хищная птица с черными крыльями.

Утром меня придавил мучительный полусон. Я слышал тиканье настенных часов, возню моей девочки рядом со мной на постели, но никак не мог заставить себя разомкнуть тяжелые веки. Открыв, наконец, глаза – я долго лежал, обняв под одеялом мою милую, и молча глядел в белый потолок. Где-то в извилинах моего мозга шебаршила мысль, что сегодня – тринадцатое февраля, а завтра – четырнадцатое, когда мы должны проглотить по смертельной дозе снотворного.

Мысль эта была настолько неприятна, что я нервно закусил нижнюю губу. Не хотелось подниматься с кровати. Мне казалось: чем дольше мы валяемся в постели, тем дольше длится утро и тем на больший срок откладывается наступление вечера, а значит и следующего дня, который будет для нас роковым.

Но время не обманешь. Да и не могли мы вечность давить подушку. Первой поднялась моя девочка. Поцеловав меня, она вышла из спальни. Я успел заметить: глаза милой – красные и заплаканные. Скоро с кухни послышалось, как гремит посуда. А еще минут через пятнадцать Ширин позвала меня завтракать. Она подала яичницу с беконом и, на отдельной тарелке, бутерброды с маслом и сыром. Погруженные в молчание, невеселые мы принялись за еду.

Я подумал: сейчас, может быть, самый удобный момент, чтобы отговорить любимую от самоубийства. Возможно даже, мне не придется особо убеждать мою девочку. Я скажу: «Нам не обязательно умирать» – а моя милая, как за спасительную соломинку, ухватится за эту мою простую фразу. Любимая ведь могла тысячу раз пожалеть о том, что однажды вообще заговорила о суициде.

Но я не отваживался начать разговор. В сердце моем даже закипало нечто вроде постыдного малодушного недовольства. Почему Ширин сама не произнесет заветные слова: «Давай останемся жить»?.. Ей же легче это дастся, чем мне: она знает, что я без спора с ней соглашусь, как я всегда соглашался с любыми ее решениями. Я не возражал, когда она сказала: «Четырнадцатого февраля – покончим с собой». Так неужели у меня найдется что-то против «Проживем в любви до глубокой старости»?..

Я с каким-то ожесточением вонзил вилку в яичный желток. Я все-таки поговорю с Ширин. Я точно, точно с ней поговорю. Надо только набраться смелости. У меня еще есть время: день только начался; да мне незачем торопиться вплоть до завтрашнего утра.

Мы съели яичницу и выпили по чашке кофе. Моя девочка, все так же молча, помыла посуду. Я смотрел на милую, ерзал на стуле и не знал, о чем говорить, если на попытку убедить Ширин отказаться от самоубийства у меня пока не хватает отваги. Вообще-то, на наш четвертый «предсмертный» день мы намечали поход в музей изобразительных искусств. Посмотреть на крылатых ассирийских быков с человеческими лицами и курчавыми бородами и на покрытые цепочками иероглифов египетские саркофаги.

Но сейчас меня совсем не тянуло в музей любоваться древностями. После наполовину бессонной ночи я чувствовал себя разбитым, выпотрошенной рыбой. Да еще мысль о назначенном на завтра самоубийстве была как маячащая перед глазами тень змеи. С робостью я спросил мою милую:

– Почитаешь мне Калидасу?..

– Хорошо, – тихо отозвалась любимая.

Мы переместились в спальню. Ширин взяла томик индийского поэта, негромко – но выразительно – начала читать. Я постарался увлечься тем, что слушаю.

Вот тигры, медведи, пятнистые олени, буйволы и кабаны, спасаясь от вздымающего огненные языки лесного пожара, выбегают на песчаную речную отмель. Вражда хищников и травоядных забыта перед лицом общей опасности. Спасаясь от несущего пепел и искры раскаленного ветра, перепуганные животные бросаются в воду.

Или вот совсем другая картинка. Стройная красавица ждет прихода возлюбленного. Она расчесывает волосы, подводит глаза, смотрится в бронзовое зеркало, натирается душистым маслом, плетет гирлянду из синих лотосов. Девушка вся в волнении. Ей трудно усидеть на ложе. Когда, когда же придет подобный прекрасному Кришне дорогой друг?..