Моя тюрчанка

Небо было затянуто мутным туманом, но снег не валил. Нам почти не попадались прохожие: можно было вообразить, что город спит, чтобы проснуться и забурлить уже весной. Сугробы вдоль тротуаров – как будто начали подтаивать. Дул ветерок – не ледяной, не студеный, а всего лишь прохладный. Он приятно обвевал лицо. Носились вороны со своим «кар-ар!..», садились на провода линии электропередач. Преобладающий цвет в пейзаже был грязно-бело-серый. Но ты точно чуял: за пасмурной полумглой прячется совсем другой – сияющий и красочный мир. Упадет застиранный старый занавес зимнего сумрака, и в город солдатом-победителем вступит март, под стягом ослепительного золотого солнца и яркой синевы небес. Широко распахнутыми глазами я глядел вокруг: на громады многоквартирных домов, на криво припаркованные авто, на гаражи-ракушки, на клумбы (в которых в это время года не было цветов), на доверху забитые урны, на пустующую детскую площадку с качелями и каруселью. Жадно вдыхал обеими ноздрями воздух, пусть тот и был пропитан запахами бензина и помоев.

«А не последняя ли это наша прогулка по городу?.. – спросил я себя. – Весны мы не увидим?».

Нерадостная ответ скользнул по самому краю моего сознания. Я не ощутил удушливого колючего страха, а только чуть сильнее сжал нежные пальчики Ширин, которую держал за руку. Я точно смирился с тем, что завтра мы умрем. И сейчас мы обходили знакомые места, чтобы проститься с жестоким, беспощадным, перемалывающим человечьи судьбы мегаполисом, в котором не нашли себе подходящую нишу.

Я горько усмехнулся.

Потом с чего-то рассказал моей девочке бородатый анекдот про батюшку и муллу. Наверное, просто не хотел, чтобы мы молчали. Уголки губ моей милой приподнялись в благодарной улыбке. Мою девочку, как и меня, по-видимому, тяготило, что мы как замки на рты повесили. Она тоже выдала шутку – более остроумную, чем моя. Мы даже посмеялись немного.

Я рассказал любимой о случае из моего детства. Как мы с мамой пошли не то в парк, не то в ботанический сад. И мама мне сказала, что там мы обязательно увидим белку. Пушистый зверек будет скакать с ветки на ветку, а может быть и грызть орешки. Я – шестилетний дурачок, еще не выучивший буквы – заранее был восхищен и впечатлен. Мы бродили по тенистым аллеям, то по петляющим между могучими красными соснами и коническими зелеными елями тропинкам, а я все таращил свои детские глазенки на кроны деревьев, высматривая белку. Но забавная животинка никак не появлялась.

Наконец мама сказала, что пора идти домой. Я энергично запротестовал: «Мама, нет!.. Как же белка?». Мама ответила что-то вроде: «Белочка устала сегодня, поэтому спряталась в дупло и спит, укрывшись, как одеялом, своим пышным хвостом, и подложив под голову маленькую лапку». Но слова матери меня не удовлетворили. Я закипел еще сильнее: «Неправда, неправда!.. Белочки днем не спят, а собирают шишки. А спят – ночью… Где моя белочка?.. Я хочу посмотреть на белочку!..». И – видимо, чтобы подкрепить свою «аргументацию» – я заплакал в два ручья. Бедная мама принялась меня ласкать и успокаивать. А так как я не унимался, купила мне в киоске мое любимое шоколадное мороженое. Но я, с презрением римлянина, отверг вкусняшку, которой, при других обстоятельствах, не замедлил бы набить себе рот.

Кончилось тем, что потерявшая терпение мама отвесила мне два шлепка по попе. Тогда я сразу прикусил язык. Шлепки были совсем слабенькие, но так меня наказывали только в очень серьезных случаях. Я понял: про белочку лучше не заикаться – и утешиться своим шоколадным мороженым.

Выслушав мой рассказ, Ширин нежно улыбнулась. Несмотря на то, что завтра мы должны умереть, что мы гуляем по городу в последний раз, моей милой хватало «гормонов счастья», чтобы непринужденно и искренне улыбаться.

Мы с любимой углубились в лесопарк. Народу не было: собачники – и те не бродили по аллеям со своими пудельками, болонками и питбулями. Деревья стояли черные, голые. Они казались мне погруженными в скорбь; руки-ветви тянутся к равнодушному небу. Сучья поменьше были точно пальцы. Я смотрел по сторонам, как только что очнувшийся от тяжелого сна человек или как постигающий мир ребенок. Все вокруг казалось удивительным и сказочным. А сам лесопарк представлялся мне живым существом. Когда шелестел ветерок, подметая мусор, которого хватало на центральной аллее, я воображал: это дыхание лесопарка – огромного щетинистого зверя.

О, лесопарк был нам с моей девочкой добрым другом. Сколько раз мы сбегали сюда от всех печалей – из лап суетного гудящего железобетонного мегаполиса на островок покоя и относительной тишины. И лесопарк всегда принимал нас, как дорогих гостей. Мы знали здесь каждую змеящуюся тропинку, каждую из расходящихся веером аллей с клумбами и скамеечками; укромные уголки, где ветви деревьев сплетаются над твоей головою…