Моя тюрчанка

Увы, увы!.. Я слишком хорошо понимал, что надежда на президента или правительство – это мираж. Какое дело высоким господам во фраках и сюртуках, да и столь же сиятельным леди в длинных шуршащих платьях – до нас, простых смертных?.. Наверное, даже бегемоту больше дела до рок-н-ролла. Да и вариант с возвращением моей дееспособности – тоже, если разобраться, призрачный. Переживания за Ширин, которой не удается найти работу, столкновения с Бахромами, Анфисами Васильевнами и прочими Савелиями Санычами – не лучшем образом отразились на моем психическом здоровье. А я еще и нейролептики глотать перестал. Глаз опытного мозгоправа сразу уловит: у этого парня с взлохмаченной шевелюрой и нервной походкой – явно целый ворох ментальных проблем. Так что возвращение в разряд «нормальных людей» мне не в обозримом будущем не светит.

А главное: я на долгие месяцы запоздал со своими мечтами о спасении нас с Ширин. Завтра виза милой будет уже недействительна. За оставшиеся у нас до полуночи часы (господи боже, счет идет уже на часы!) не изберут нового – добренького – президента, правительство не соберется в увешенном флагами и гербами золотом зале для провозглашения миграционной амнистии, а я не успею поставить перед моим лечащим врачом вопрос о признании меня дееспособным.

Я скрежетал зубами, учащенно моргал и зачем-то яростно теребил край покрывала. Меня переполняла ядовитая горечь, готовая излиться из моих глаз солеными слезами. Ширин заметила, что я «на грани». Став вдруг такой же обходительной и внимательной, как вчера – перевернулась со спины на живот, положила свою маленькую ладошку мне на грудь и сказала просто:

– Любимый. Я с тобой.

И сколько нежности было в этих нехитрых словах!.. Мне все равно хотелось плакать, но уже как обиженному ребенку, которого взяли на ручки и пожалели. Усилием воли я сдержался. Я не должен своими мужскими рыданиями (похожими, наверное, на рев небольшого медведя) расстраивать мою милую. Я чувствовал сейчас связующую нас тонкую нить. Да, ниточка тонкая, но так крепко нас соединяет!.. В этом единении – наше счастье. Лучше вдвоем жить в избушке на курьих ножках и хлебать баланду со сверчками, чем в гордом одиночестве завтракать французскими булочками, бутербродами с черной икрой и осетриной, на дворцовом балконе с видом на море. У меня мелькнула даже мысль, что вдвоем и умирать не так страшно. Настолько тронули меня слова Ширин: «Любимый. Я с тобой»… Мы прожили вместе пять месяцев. И пусть все это время мы были заняты решением проблем, от которых пухла и взрывалась голова, а душа выворачивалась наизнанку – все равно мы сорвали на лужайке любви самые яркие и душистые цветы.

Может быть, зря я так боюсь смерти?.. Может быть – каждому свое?.. Один проживет восемьдесят лет в роскоши, катаясь по Мраморному морю на личной яхте и закусывая устрицами и вареным омаром в первоклассных ресторанах Стокгольма и Парижа, но так и не познав чуда взаимной любви. Другой – тридцать лет будет просиживать брюки в офисе, ломая глаза о компьютерный монитор, и каждый вечер возвращаться к не слишком-то дорогой жене, с которой «настругал» пару детишек; а после выхода на пенсию – каждую субботу ездить на рыбалку. А мы с моей девочкой?.. О, у нас другая судьба: пылающей кометой пронестись по темному небу жизни, ослепительно сверкнуть и погаснуть. Конечно, для всех землян один итог: в свой черед лечь в могилу, сгинуть, пропасть. Но не прекраснее ли в течение нескольких месяцев заниматься по два-три раза в день любовью, подкрепляться «бюджетными», но восхитительными на вкус салатами, пить кофе в дешевых забегаловках – чем до последнего вздоха горбиться на проклятой работе, думая только о том, как с максимальной для себя выгодой лизнуть ягодицы начальству, да об ипотеке, которую во что бы то ни стало надо выплатить?..

Все эти философского окраса мысли, пробужденные ласковыми словами и прикосновением Ширин, ободрили меня. Черная смерть, уже замахнувшаяся на нас когтистой лапой, как будто отодвинулась. Такова была магическая сила одной фразы, сошедшей с губ любимой девушки, да нежной ладошки, покоящейся у меня на груди. Возможно, я по-прежнему надеялся, что отговорю мою милую от самоубийства – сейчас я не отдавал себе в этом отчет. Я только почувствовал: несмотря ни на что, мне хорошо в обществе моей красавицы, моего цветка.

Неожиданно для самого себя я предложил:

– Пойдем прогуляемся?.. Хотя бы до лесопарка?..

Ширин охотно согласилась:

– Да. И по лесопарку тоже погуляем. У нас есть полкирпичика черствого черного хлеба. Покормим наших уток.