Моя тюрчанка

Картины наших с любимой совместных радостей проплывали мимо моего мысленного взгляда – и я не в силах был крепиться. Я плакал, плакал – уже не обращая внимания на истуканов-санитаров. Меня озноб прошибал при одном только допущении, что ни один из этих прекрасных моментов не повторится.

Ширин может умереть раньше, чем мы доедем до больницы. Или мою девочку таки запрут в «спецмедучрежедении», откуда единственный путь – депортация на родину. И при том, и при другом исходе – я потеряю мою милую. Со мной останутся только воспоминания, как осколки разбитого зеркала. Одинокий, жалкий, похожий на полураздавленного червя, буду я влачить серое существование, перебирая иногда эти стеклянные осколки. Но с годами воспоминания будут неизбежно тускнеть. Никому не нужный, бирюком бродя по лесопарку, я лишь смутно смогу представить, как по аллеям и по петляющим между деревьями тропинкам скакала моя хрупкая лань. Память человеческая – ненадежная штука. Образ возлюбленной будет все больше размываться. Я почувствую себя сказочным счастливчиком (возможно ли вообще счастье для ментального инвалида с разбитым сердцем?), если увижу Ширин во сне.

Впрочем, природа не терпит пустоты. Там, где не хватит подлинных воспоминаний о милой, включится мое пылкое, не совсем здоровое, воображение. Проплывающие под черепной костью «кадры» с моей девочкой заблещут яркими красками, обросшие вымышленными подробностями. Я буду думать о милой языком персидской поэзии в духе Хафиза или Саади, как о нежной розе или полной луне; как об огоньке свечи, вокруг которой я порхал бы мотыльком. Ширин представится мне гурией, пери, сказочной принцессой, никогда не болеющей насморком и питающейся только воздухом и солнечными лучами. В общем, результат все тот же: я забуду мою девочку настоящую.

Так я сидел – не переставая ронять слезы и не отпуская тоненькую ручку любимой – в компании невозмутимых Голиафов-санитаров с лицами, как кирпичи, в тесном салоне микроавтобуса скорой помощи, колесящего по городу в неизвестном направлении. Я не мог достать из кармана мобильник – посмотреть время на дисплее, чтобы прикинуть, сколько мы уже в пути. Я боялся выпустить из рук руку моей девочки.

Еще я думал со страхом: не едем ли мы в «спецмедучреждение»?.. Эти «спецмеды» иногда завуалировано именуют «экспериментальными клиниками закрытого типа». Рядовому обывателю туда хода нет. Да «добропорядочному гражданину» и спится спокойнее, раз этот «верноподданный унитарной республики» не подозревает (или делает вид, что не подозревает), через какие унижения и пытки проходят мигранты, запертые в «учреждении».

Мне оставалось, как за последнюю надежду, цепляться за слова скомороха-докторишки «обыкновенная больница». Может, в «спецмедах» нет свободных коек – и мою красавицу положат в клинику, что называется, для «белых сахибов»?.. А врачи (ну не все же люди – скунсы с гнилыми зубами и душонками) не «стукнут» на Ширин в миграционную полицию, что, мол, «у этой нерусской девчонки виза просрочена». И завтра, с персиками и бананами, я навещу мою милую, лежащую на кровати в камфарной палате. Без кровинки, усталую – но пришедшую в себя, живую… Помимо фруктов я, пожалуй, захвачу цветы. Ярко-алые гвоздики, которые мы поставим в банку с водой на прикроватную тумбочку.

Ширин обопрется о подушку, а я сяду на край постели. Мы поведем долгий-долгий доверительный разговор. О том, что самоубийство было плохой идеей. Нам следует отбросить мысли о суициде – и жить, жить, пытаться удержаться на плаву. Пусть моя милая теперь нелегалка – выбраться можно из любого тупика, даже если для этого придется процарапывать ногтями, прогрызать зубами и пробивать лбом, как молотком, бетонную стену. Напишем президенту, что ли. Подробно расскажем о нашей ситуации. Что в Западном Туркестане мою девочку ждет только прозябание в гареме толстого, как кабан, ишана – религиозного фанатика и патриархала. Что милая отдала свое сердце русскому – расейскому гражданину. Будем держать пальчики скрещенными – чтобы Ширин, по особому распоряжению главы государства, в упрощенном порядке получила расейское гражданство. Вон сколько итальянских и французских знаменитостей, имеющих в Расее свой бизнес, пополнило список граждан республики, причем не выстаивая бешеную очередь в миграционном центре и не заполняя анкету на пятьдесят страниц, которую у тебя еще и не примут, если ты, скажем, забыл поставить точки над буквой «ё» в названии родного поселка твоей бабушки.

Помнится, в новостях господин президент чуть ли не взасос целовался с каким-то длинноволосым парижанином – китом индустрии моды – а потом, растекаясь в улыбке, вручил соотечественнику Портоса и Арамиса пурпурный паспорт да ключи от шестикомнатной элитной квартиры.