Моя тюрчанка

Один из парочки незваных амбалов был мой психиатр в роговых очках, широкоплечий и смахивающий на хорошего быка. Белоснежный халат мозгоправ надел прямо поверх куртки. Второй ходячий шкаф – «зеленый» – был полицейский офицер. Зеленым жандарм был по цвету своего обмундирования. На насыщенно-зеленом фоне штанов эффектно краснели линии лампасов, а на широченной фуражке поблескивала золотая кокарда. Под фуражкой – лицо: толстые щеки и немигающие глаза.

– Здравствуйте, здравствуйте!.. – издевательским тоном отозвался участковый психиатр. – А вы, голубчик, как выясняется, наломали веток на дрова!.. Вы у нас непростого полета птица – не голубок даже, а Финист ясный сокол.

Слова мозгоправа падали на меня градинами, а я ошалело хлопал глазами и не мог понять, с чего ко мне пожаловали медик и жандарм.

Гости не долго топтались в прихожей. Не сняв обуви, оставляя на линолеуме грязные следы – протиснулись на кухню, протолкнув туда заодно и меня.

– Ага, ага, – покачал квадратной головой психиатр, показав толстым длинным пальцем на вздымающиеся на столе целые груды не вскрытых коробочек с нейролептиками и антидепрессантами. – Таблеточки-то вы не пьете – кроме снотворного?.. Что ж. Неудивительно, что вас потянуло чудить. А вы, помню, еще ставили вопрос о восстановлении вашей дееспособности!.. Куда там!.. То, что вы не хотите лечиться, не принимаете препараты – вернейший признак болезни. Говоря прямо: вы психически неполноценны. Оттого-то, собственно, и путаетесь с разными сомнительными личностями.

– Что?.. Зачем?.. Когда?.. – растерянный, как обухом ударенный, наконец что-то выдавил я. – Потянуло чудить?.. Какие сомнительные личности?..

Полицейский офицер стоял неподвижно, как статуя – даже бровь на каменном лице не дернется – и хранил многозначительное молчание. А разговорчивый психиатр, который явно был в ударе и получал удовольствие от происходящего, доступно и с налетом изящного хамства все мне растолковал:

– Да, с учетом твоей больной головы, можно поверить, что ты действительно не въезжаешь в ситуацию, которую сам и создал. Но каким бы сумасшедшим ты ни был, соблюдать законы республики ты обязан. И стало быть: превращать свою квартиру в притон для нелегалов ты не имел никакого права… Вот так… – треклятый мозгоправ почесал нос. – Ты вызвал скорую помощь своей нерусской зазнобе. Доктора приехали и убедились: у тебя на кровати – азиатская леди с просроченной визой. Даму, конечно, увезли куда следует. А в полицию передали информацию: по такому-то адресу выцепили нелегалку. Господа полицейские проверили квартиру по базе: владельцем жилплощади числится парень, частично лишенный дееспособности по причине ментального заболевания. Представь себе гремучий коктейль: психопат и нелегалка. Полиция, само собой, связалась со мной – курирующим тебя врачом. А дальше – мы с господином лейтенантом выехали на место происшествия, чтобы взглянуть на тебя и решить, что с тобой делать.

– Где… где Ширин?.. – срывающимся голосом спросил я. Пальцы у меня тряслись. Горло будто забил ком. – Что вы с ней сделали?.. Она жива?..

– Ты присядь. Не нервничай, – с издевательской ухмылочкой мозгоправ похлопал меня по плечу. – Лично я с твоей азиатской любовницей ничего не сделал. Ею занимаются ответственные сотрудники специального медицинского учреждения. Тебе надо печься не о какой-то там девчонке с Юга, а о собственном будущем. Потому что, дружок, влип ты не по-детски. Хотела муха обожраться малиновым вареньем – да в том варенье и увязла. Я беру тебя под особый контроль: в понедельник ты явишься ко мне в психдиспансер. Каждый понедельник – с солдатской точностью – будешь являться ко мне в кабинет за увеличенными дозами таблеток. А уж мое дело – оценивать твое состояние; досконально прощупывать тебя на предмет тревоги, странных мыслей и тяги к асоциальному поведению. Если не обнаружу изменений к лучшему, светит тебе больничка: жесткая койка, жиденькая кашка на завтрак да прогулки во дворе по расписанию. Ну и если вздумаешь пропустить хоть один понедельник – вместо того, чтобы отчитаться мне о своем состоянии психического здоровья, остаться лежать на диване и разглядывать свой пупок – тогда в клинику ты уедешь надолго…

Язвящий психиатр был прав в одном: мне не мешало бы присесть. Пол уплывал из-под моих ног, а перед глазами мутилось. Но меня охватило нечто похожее на возмущение, на ярость. Вместо того, чтобы опуститься на стул – я прохрипел, как раненный конь:

– Я… я отказываюсь вас понимать… Притон?.. Я не устраивал никакой притон… Я просто ввел под свою крышу любимую девушку. Это что – преступление?.. Я буду ездить к вам хоть раз, хоть два, хоть три раза в неделю, глотать пригоршнями самые забористые антипсихотики. Но только скажите мне: что с моей Ширин?.. Жива она или умерла?..