Моя тюрчанка

Мне виделась Ширин – моя любимая, моя нежная, моя прекрасная Ширин. Я припоминал – казалось бы – самые незначительные, самые обыденные эпизоды нашей совместной жизни. Вроде того, как, сидя на кухне, мы за обе щеки уплетали яичницу, запивая ароматным кофе с молоком. Или как, взявшись за руки, гуляли по лесопарку, где каждое дерево стало нам родным. Почему, почему наше скромное счастье не могло длиться вечно?.. Кому мы мешали?.. Кому повредили?.. Мы ведь были как два маленьких воробышка, клюющих соринки. Зачем государство нас разлучило?.. Почему треклятое «спецмедучреждение» забрало мою девочку – и не отдало обратно?.. Неужели наделенные властью мужи в галстуках и пиджаках и блещущие ювелирными украшениями леди всерьез видят в хрупкой слабой девушке угрозу «святости государственных границ» и «территориальной целостности Расеи»?..

Изводящий себя такими вопросами, я окидывал взглядом – снизу вверх – угрюмо смотрящую на меня бетонную ограду, точно прикидывал: а не разбежаться ли мне и не перепрыгнуть через чертову стену?.. Если и порву брюки о спираль Бруно – ничего страшного. Проникнув на территорию «спецмеда», буду обшаривать один корпус за другим, разыскивая мою ненаглядную тюрчанку. Но холодная ограда была слишком высока – несколько метров. Не перескочить, не перелезть – хоть подкоп рой.

Я видел, как железные ворота раскрывались перед машинами скорой помощи, везущими в «учреждение», как легко было догадаться, новых пленников. В голове у меня тогда что-то переклинивало. Я чувствовал в себе сжатую пружину, готовую резко распрямиться. Не рвануть ли мне с места?.. Не забежать ли, следом за машиной, в распахнутые ворота?.. Но меня останавливало еще теплившееся во мне «благоразумие».

Я ведь понятия не имею, в каком корпусе и на каком этаже запрятана Ширин. Ведь не у санитаров же с надзирателями об этом спрашивать!.. Эти господа – в лучшем случае – возьмут меня за шиворот, доволокут до КПП и неслабым пинком отправят восвояси. А в худшем – будут крепко держать меня за шкирку до самого прибытия жандармов, которым и передадут меня с рук на руки. Парню, и без того состоящему на учете в полиции – видит бог – не следует попадаться на «антиобщественном» поступке. Я недолго шатался бы между корпусами «спецмеда». Территория «учреждения», несомненно, просматривается камерами. Какими бы сонными ни были бы охранники – а засекут, что от одного корпуса к другому перебегает посторонний. Реакция будет незамедлительной…

Когда ноги у меня начинали гудеть от долгой ходьбы, я находил сквер с черными деревьями – еще не успевшими одеться в зеленую свежую листву – и отдыхал, сидя на скамейке. У моих ног купались в луже сизые голуби – а затылок мне напекало теплое весеннее солнце… Заглядывал я и в ту кафешку, где познакомился с тетей Зульфией. Днем за кассой здесь стоял невзрачный парень – сменщик апы. Магнитофон проигрывал популярные эстрадные песенки. Я покупал кофе «три в одном», пару сосисок в тесте или капустных пирожков, и приземлялся за не очень чистый столик. Еле-еле шевеля челюстями, неспешно жевал свою выпечку, потихоньку лакал кофе. Я был даже рад, что звучащая из магнитофона попса бьет по мозгам, мешая думать. Потому что понимал: мои извилины могут сейчас родить только невеселые – убийственно-невеселые – мысли.

После кафешки я возвращался к глухо запертым железным воротам «спецмеда». В энный раз повторял свой маршрут вдоль высокой бетонной стены. Интересно: сколько раз вокруг непробиваемой ограды должен я обернуться, чтобы одолеть расстояние, равное протяженности экватора?..

Блестящее солнце начинало опускаться за дома. На половину мира как бы падала тень. Небо становилось похожим на вырезанный из синего льда купол. Ветерок, недавно обвевавший лицо мягкой прохладой, теперь был холодным. Немногочисленные прохожие поднимали воротники, поправляли шарфы и, как мыши по норам, рассеивались по подъездам. Иногда бросали на меня взгляды – полные недоумения и даже опаски. Ну конечно, конечно!.. Как еще может смотреть сытый мирный обыватель на безумного парня – зачем-то топчущего грязь под оградой мрачного «спецмедучреждения»?.. Обывателя ждут в уютной квартирке горячий чай с бубликами, сердобольная жена (или угодливый муж), упитанные игривые детки, да еще, может быть, попугай в клетке или жирный – томно урчащий – котяра. Бедолага, у которого явно что-то не в порядке – это чужеродный элемент в обывательской картине мира.

Обыватель хотел бы ничего не знать о таких, как я и Ширин. Чтобы напоминания о том, что на свете есть боль, отчаяние и смертная тоска не лишали «добропорядочного гражданина» здорового сна. Собственно, миграционная и просто полиция, психиатрические больницы закрытого типа и те же «спецмеды» – не работают разве на то, чтобы обеспечить обывателю покой?..