Моя ужасная няня

В холле Саймон, Вики и остальные не слишком скучали. Смотритель всё так же любезно улыбался у подножия лестницы, указывая направления любому, кому захочется его спросить. Посетители со здоровым румянцем на лицах продолжали спускаться в подвал, а потом появлялись оттуда уже без румянца, лепеча, что они хотели обозреть залы знаменитостей или охоты на тигра. Пожилых дам, спросивших, где можно оставить зонтики, отправили к важным джентльменам-посетителям, которые с негодованием отвергали их зонтики и шестипенсовики. Тем, кто искал фигуру королевы Виктории, указали на одну невысокую полную даму, и та вдруг обнаружила себя в кольце невежливо хихикающих людей, причём большинство из них восклицали: «Вот уж не думал, что она была такая уродина!» И я представить себе не могу, кто поменял местами таблички с надписями «Дамы» и «Джентльмены» на дверях туалетов…

– А здесь, внизу, гораздо веселее, – сказали Мэтью и Пэм, двигаясь, чтобы освободить место на скамейке для Энтони, Франчески и Терезы. И тут же воскликнули: – Вот это да! – потому что появились Джоанна, Сара, Ребекка и Тим.

– Вы не поверите, что мы нашли внизу! – заявила Сара. – Полную комнату… – Даже улыбающийся Смотритель подошёл послушать, о чём они перешёптываются.

Ко времени закрытия выставки мадам Тюссо в галереях наверху оставались только мисс Крилль и Евангелина, перебегавшие от сцены к сцене с возгласами восторга и искреннего интереса. Да ещё няня Матильда с выводком Младших, повизгивающих от удивления и радости. Все остальные дети постепенно, по трое-четверо, были изгнаны в холл.

Дети дожидались в холле, где уже никого не осталось, даже смотрителей.

Зато детей мало того, что было много, так у некоторых из них оказалось по две головы, у других – по три руки, у кого-то – четыре ноги, и они ползали среди горшков с пальмами, словно сколопендры. У кого-то обнаружились лишние ступни, и они скакали, как лягушки. Но не нашлось ни одного ребёнка с одной головой и двумя руками и ногами, как у всех нормальных людей.

Джоанна, Сара, Ребекка и Тим, сосланные в холл, по пути обнаружили дверь, и, поскольку надпись на ней гласила: «Вход воспрещён», они, разумеется, толкнули её и вошли. А за дверью обнаружилась комната, где хранились восковые головы, руки и ноги, чтобы чинить фигуры или делать новые.

Неудивительно, что холл так быстро опустел!

Мисс Крилль бросила один только взгляд на открывшийся её взору паноптикум, всплеснула красно-пятнистыми руками и упала в обморок прямо на Евангелину. Та подхватила её под мышки и, бросив взгляд вниз, обнаружила перед собой четыре руки. Решив, что у неё тоже отросли лишние конечности, Евангелина так перепугалась, что с воплем ужаса выскочила на улицу и помчалась со всех ног – а за ней бежали дети Браун, размахивая лесом своих новых конечностей. «Ой, ой-ой-ой-ой!» – завывала Евангелина, топоча по мостовой, а вредные озорники, бежавшие за ней, вопили: «Держи воришку!» Полисмен, услышав этот крик, поднял руку и заступил Евангелине дорогу, пронзительно свистя в свисток. Все собаки в окрестностях услышали свисток и сбежались посмотреть, не происходит ли тут что-то интересное для собак, притащив за собой своих недовольных хозяев и хозяек. Вскоре Евангелину окружила плотная толпа, требовавшая немедленно взять её под стражу и выслать из страны пожизненно.

– Но я ничегошеньки не украла, – лепетала Евангелина. – Смотрите, у меня в руках ничего нет. Ни в одной. Ой, – добавила она, пересчитав руки, – их теперь всего две!

– А сколько у тебя их обычно? – холодно поинтересовался полисмен.

– Ну, пару минут назад было четыре, – ответила Евангелина.

Толпа немедленно переменила мнение и стала прочить Евангелине не тюремную камеру, а обитую палату для буйных умалишённых.

– Но их правда было четыре, – настаивала девочка. – У всех нас было по много рук и ног, не только у меня, у других детей тоже. Вон, посмотрите.

Толпа обернулась. Дети, которые не могли подойти ближе и выручить Евангелину из отчаянного положения, в которое сами же её и загнали, прыгали и скакали позади толпы зевак, размахивая бесчисленными конечностями и умоляя, чтобы их выслушали. При виде такого зрелища полисмен приобрёл цвет сырого теста, выпустил изо рта свисток и сам бросился прочь по улице, громыхая сапогами; за ним рванули собаки, таща за собой хозяев, и все вопили: «Ой-ой-ой!» – так же громко, как до того Евангелина. И вдруг появился кеб с няней Матильдой, которая поддерживала дрожащую мисс Крилль, кеб подхватил Евангелину и помчался прочь. А остальным детям ничего не оставалось, кроме как идти домой пешком.