Моя ужасная няня

НИ текли за днями. В конце концов, в Лондоне хватало всевозможных развлечений, и дети всё время были чем-то заняты и счастливы и потому вели себя вполне хорошо. Хотя в том не было их большой заслуги – они просто опасались няни Матильды, которая могла стукнуть палкой об пол и заставить их проказничать до изнеможения. Они ходили гулять в парк, выстроившись парами длинной вереницей (за порядком следила несчастная мисс Крилль, которой приходилось бегать вдоль колонны, то и дело запихивая кого-нибудь на место при помощи зонтика), и на выставку в Хрустальный дворец[9]. Они могли бы здорово там повеселиться, стоя неподвижно и притворяясь статуями, но большинство статуй оказались совершенно без одежды, а дети не были готовы зайти так далеко. Они побывали в Тауэре[10], где делали вид, будто собираются скормить мопса Евангелины знаменитым воронам. Посетили сады Кью[11], где бросили её в оранжерее и она бегала, разыскивая их, раскрасневшаяся и мокрая от пота. А во дворце Хэмптон-Корт[12] дети заманили бедную мисс Крилль в лабиринт и ходили там тихо-тихо, так что она подумала, будто потеряла их где-то, и бегала по лабиринту, словно тощая наседка, встревоженно сзывающая своих цыплят. И ещё они ходили на Сохо-сквер, в магазинчик дешёвых товаров, так называемый «Всё за пенни», и я уверена, вы все очень обрадуетесь, узнав, что дети там делали: они сложили все свои пенни и купили подарок для мисс Крилль. Это была розовая атласная сумочка с довольно аляповатыми незабудками, которые притворялись голландским рисунком тушью и пером, но на самом деле были нарисованы масляной краской. Думаю, мисс Крилль запомнила бы приезд детей Браун и без незабудок, но она видела так мало доброты в своей унылой жизни, что подарок её совершенно ошеломил, и, растроганная до слёз, застилавших ей взор, она врезалась в дверной косяк, поэтому её пришлось отвести домой и уложить в постель. Возможно, лучше бы дети ничего ей не дарили.

А ещё были уроки. Благодаря няне Матильде, у герра Храппеля и мадемуазель, по-видимому, выветрились воспоминания о первой встрече с детьми Браун, и теперь они пичкали детей немецким и французским. Синьора Капустини (имя ей очень походило) занималась с ними итальянским, а мистер Хори, который обучал Евангелину хорошим манерам и красноречию, донимал их хорошими манерами и красноречием. Сначала детям пришлось смотреть, как Евангелина ходит по комнате с доской, привязанной к спине, – непохоже было, чтобы доска приносила какую-либо пользу, зато, несомненно, придавала Евангелине совершенно необычную форму. Однако стало совсем не так весело, когда им самим пришлось это делать; а потом их поставили в круг и велели прыгать, изображая эльфов и фей. Это занятие, к счастью, милосердно прервал белый как мел лакей с сообщением от тёти Аделаиды: всем надлежало немедленно покинуть дом и выйти на открытое пространство, поскольку Англию, со всей очевидностью, впервые в истории постигло землетрясение. Саму тётю Аделаиду нашли через несколько часов: она лежала в поле ничком. Детям стало её ужасно жалко, когда они увидели, как она потрясена, а также отчасти удручена тем, что Лондон остался цел. Они даже подумали, что стоило бы подарить розовую сумочку ей, однако у них уже не осталось денег.

– А давайте устроим для неё концерт? – предложила Стефани.

– О-о-о, да! – воскликнула Евангелина, запрыгав от радости и чуть не устроив отдельное маленькое землетрясение. – Я могу прочитать своё стихотворение.

Дети не особенно обрадовались Евангелининой идее: они уже прослушали её стихотворение множество раз. Это было произведение великой мощи и красоты, и она его сочинила совсем сама. В нём говорилось о маленькой девочке, которая крадёт джем из буфета, отчего её дорогая мама проливает слезу. Но маленькая жестокосердная девочка уже настолько потеряна для добродетели, что слеза высыхает, и всю оставшуюся жизнь героиня бродит по миру, ища эту потерянную слезинку своей дорогой мамы. Евангелина поистине превзошла самоё себя в последних строках, когда лирическая героиня становилась совсем старушкой, ковыляющей повсюду с воображаемой палкой в поисках слезинки, и наконец, измождённая и подавленная, шумно падала на пол классной комнаты, к великому восторгу мистера Хори, учителя красноречия, и к огромному облегчению всех остальных.

Но если Евангелина может написать стихотворение, то и каждый может, решили дети, и из всех углов долго доносилось приглушённое хихиканье, писк и визг – это они придумывали собственные номера для концерта. Мисс Крилль собиралась вечером уйти на выходной, в гости к своей матери, и взять с собой няню Матильду. На самом деле, её дорогая мама была пренеприятной старушенцией, которая отбирала все жалкие заработки мисс Крилль и тратила их на сыр, к которому питала необычайную страсть. Мисс Крилль, однако же, была ей всецело предана и в любую свободную минутку мчалась к ней, нагруженная сыром. Но это означало, что, к великой удаче детей, не останется никого, кто будет слушать стихи.