Моя жизнь и мои успехи

Мне не было еще тринадцати лет, когда отец, верный увлечениям семьи, записал меня в музыкальный лицей Россини по классу скрипки. Однако особой расположенности к этому инструменту у меня не было. Почти одно¬временно я стал замечать, что обладаю “другим” голосом, не как у всех. Первое подобное откры¬тие я сделал еще в Триполи у слепого маэстро. Теперь же, стоя по утрам перед зеркалом, я обнаруживал, что мой голос приобретает все большую звучность. Пел я перед зеркалом в родительской спальне и брался за арии типа “Будет она считать меня свободным” из “Девуш¬ки с Запада”, безбожно спотыкаясь в верхнем регистре, или же “Вспомни, что твой народ ждет избавленья” из “Аиды”, Пролог из “Паяцев”. Понемногу и домашние стали проявлять ин¬терес к моему голосу с таким чистым кристаль¬ным тембром и столь богатому обертонами, что однажды, когда я взял какую-то высокую ноту, с кухонной полки свалилось чайное ситечко. Неу¬жели мои голосовые вибрации до того сильны? Я был ошеломлен. Прежде все вокруг полага¬ли, что, повзрослев, я буду обладателем барито¬на. Однако после этого случая начали сомневаться. Кроме того, мать усомнилась, стоит ли мне углу¬бляться в религию. Дело в том, что четырнадцати лет от роду я решил поступать в духовную семи¬нарию. Но когда дон Пьетро, священник, взявшийся направлять мое призвание, принес маме спи¬сок вещей, необходимых для “экипировки” семи¬нариста, он услышал в ответ, что по причине мое¬го зазвучавшего голоса мне придется позабыть о религиозной стезе.

Дон Пьетро проявил достаточно здравого смысла и не настаивал. Он ведь тоже слышал, как я пою майские литании Мадонне в церкви Мадон-на-делле-Грацие, и понимал, что в этом детском голосе есть нечто необычное. То же заметил и мой отец, когдэ, оказавшись как-то в церкви, услы¬шал, как я пою. В тот же вечер он отвел меня в сторону и сказал; “Марио, у тебя в горле брил¬лиант вот такой величины. Только сумей сберечь его…”

Для моего отца это походило на осуществле¬ние заветных мечтаний. Еще бы, ведь один из его сыновей может выйти на оперную сцену. С тех пор он возлагал на мое будущее больше надежд, чем я сам. Убедить меня в чем-либо не составля¬ло труда. Притом отец по своему складу был жизнерадостным оптимистом, пусть немного су¬масшедшим, но искренне щедрым, готовым в любой момент прийти на помощь.

С того дня мое музыкальное образование шло без перерывов, хотя в семье решили, что обучение в художественном лицее мне все же не помешает, дабы иметь в запасе еще одно ремесло. И я взял уроков десять по скрипке у госпожи Ме-лаи-Палаццини, супруги заместителя префекта го¬рода Урбино. А в нашем городе было вовсе нетруд¬но встретиться с известными персонажами из ми¬ра музыки. После обеда в баре Капобьянки на площади собирались пианисты, скрипачи, компо¬зиторы и преподаватели. Уже в 1933 году мой

репертуарный багаж насчитывал десятка три пар¬тий. Несколько опер Дзандонаи я разучил под руководством самого автора. Помню и уроки в течение трех месяцев у Аттилио Барбьери, того самого тенора, которого я слушал еще в Трипо¬ли. Теперь в Пезаро он готовил новую оперу “Суламифь”. На вопрос моего отца, правда ли, что я стану баритоном, Барбьери метнул на него свой молниеносный взгляд. “Нет, господин Дель Монако, - сказал он. - Ваш сын будет те¬нором”.

Последующие месяцы и годы явились для меня временем великого посвящения в мир бельканто. После отъезда Барбьери отец отвел меня к маэстро Раффаэлли. Тот выслушал в моем исполнении несколько отрывков и вынес заклю¬чение: “Ваш юноша уже миновал период разви¬тия. Он больше не поет открытым звуком”. Все это время я не переставая выступал как люби¬тель. Мой дебют перед публикой состоялся в Теат¬ре Беньямино Джильи в Мондольфо, небольшом местечке на побережье Адриатики. Я участвовал тогда в исполнении “Нарцисса” Массив. Затем в шестнадцатилетнем возрасте я выступал в неболь¬шом театре города Анконы в “Дон Паскуале”, а позднее — в театре “Сан т-Анджел о” в Лиццоле. Я исполняя партии Нормана и Артура в “Лючии ди Ламмермур”. Это стало первым настоящим теат¬ральным приключением моей жизни. Афиши спектакля висели во всех кафе Пезаро, но труп¬па состояла из любителей. Оркестранты были вос¬питанниками лицея Россини. Дирижировал моло¬дой человек, изучавший одновременно композицию и вокал по классу баритона. Обладавший чрезвычайно легким голосом тенор работал груз¬чиком в порту, бас - служащим в банке, баритон владел рейсовым автобусом (на котором он, естественно, возил всю труппу), а сопрано была пианисткой. Парадоксальным образом я ока¬зался единственным среди них, кто мог бы назы¬ваться “профессионалом”.