Моя жизнь и мои успехи

Размышляя о своей будущей карьере, я лю¬бил помечтать. При этом не хотелось и думать о предстоящих нелегких испытаниях. Куда прият¬ней было воображать себя на сцене героем триум¬фа. И я беспечно разгуливал по улицам Пезаро, веря, что этим моим фантазиям суждено длиться всю жизнь, словно подлинное значение имел не успех, э образ успеха. Потом вдруг действитель¬ность одержала верх. “Великий день”, которого я так ждал, но в глубине души предпочитал отодви¬гать подальше, наступил. Причем самым неожидан¬ным образом, душным днем раннего лета. Шел 1936 год. Я направлялся на площадь Делла Префеттурз в поисках друзей, когда в знойном ма¬реве увидел моего отца, словно порхающего на крыльях. Заметив меня, он принялся изо всех сил размахивать над головой какой-то бумажкой.

От волнения отец потерял дар речи. Эта бу¬мажка была ответом из Римской оперы. Не ска¬зав мне ни слова, отец от моего имени направил туда конкурсную заявку на стипендию и обуче¬ние в школе при театре, на курсах усовершен¬ствования. Чтобы оплатить расходы на проезд и проживание, он сделал даже небольшой заем в банке. И хотя я чувствовал себя недостаточно подготовленным к такому экзамену, пришлось согласиться. Мне было двадцать один год, и не следовало отказываться от крупных событий.

Я провел в пути всю ночь и к семи часам утра приехал в Рим. Конкурс был назначен на вторую половину дня. Не зная, чем заняться, я стал бро¬дить по полянам Виллы Боргезе, Стояла жара. Я присел на скамью, где меня сморил сон. Спал я долго и проснулся от криков играющих детей. До начала прослушивания оставалось всего сорок пять минут, однако сон меня успокоил. В даль¬нейшем я сделал это своей привычкой на всю жизнь: несколько часов оздоровительного сна для голоса и нервов.

Возле театра “Арджентина” мне вновь стало страшно. Театр осаждали абитуриенты и их сопро¬вождающие. Сто восемьдесят молодых певцов, таких же, как я, были готовы оспаривать несколь¬ко вакантных стипендий. Страх неумолимо овла¬девал мною, когда в театр вошла чуть опоздав¬шая девушка в окружении нескольких друзей и родственников. Она сияла от счастья, кружилась словно в танце. Я глядел на нее со смешанным чувством восхищения и зависти. На ней было белое ситцевое платье с большими ромашками, ее улыбку обрамляла флорентийская соломенная шляпка. Сразу бросался в глаза контраст между нею — веселой, красивой, уверенной в себе—и мною, скисшим, потерявшим всякую надежду.

Я долго глядел на юную незнакомку, не подозревая, что на самом деле хорошо с ней зна¬ком. Просто я не узнал ее, ведь прошло более де¬сяти лет с тех пор, как она играла с газелью в ли¬вийском местечке Шара-эль-Сейди. Да, это была дочь капитана Филиппини, друга моего отца по Триполи. Забавница судьба во второй раз под¬строила нам встречу. Но в ту минуту, занятый мрачными и безотрадными размышлениями о предстоящем прослушивании, я и не подозревал, что две эти случайные встречи станут счастливы¬ми краеугольными камнями моей жизни.

С ощущением полной обреченности я вышел петь перед экзаменаторами. Но понемногу “Имп¬ровизация” из “Андре Шенье” зазвучала у меня чисто и полновесно. Затем я очень удачно спел “Горели звезды” из “Тоски”. Маэстро Серафин, возглавлявший прослушивание, подозвал меня к себе и спросил, сколько мне лет. Я выглядел гораздо моложе своего возраста, и никому из экзаменаторов не верилось, что мне на самом де-

ле двадцать один год. Пришлось достать из кар¬мана удостоверение личности. Меня пропустили на второе прослушивание. Две арии для легкого тенора из “Любовного напитка” и “Арлезианки” члены комиссии прослушали с равнодушными лицами.

Их столь холодная реакция после, казалось бы, многообещающего начала вновь повергла ме¬ня в уныние. Я возвращался в Пезаро с тяжким ощущением того, что не оправдал надежд отца. И когда повстречался с ним дома, то, упреждая его разочарование, стал что-то говорить о своей незре¬лости в подобных делах. Мы говорили с ним об этом и в последующие дни. Но вдруг однажды, ког¬да мы с друзьями стоили на площади, я издалека заметил его. Мне никогда не приходилось видеть отца в таком волнении. Еще не расслышав его слов, я понял, что произошло. Он кричал мне через голо¬ву сидящих в кафе: ‘Ты победил! Ты победил!”

Остаток лета прошел замечательно. Мы разъезжали с выступлениями по всей округе, по всем приморским городам, погрузив на повоз¬ки фортепиано, виолончели, контрабасы и духо¬вые инструменты. Эти выступления были для ме¬ня радостным прощанием с любительством.Я уже чувствовал себя знаменитым, а наша публика - в основном отдыхающие — уже представлялась мне большой публикой прославленных театров. Я милостиво одаривал старых друзей своим присут¬ствием, твердо уверенный, что начинается само¬стоятельный полет.