Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

Потом – еще один долгий ужин. Том, как обычно, полон энтузиазма, строит планы на будущее, обсуждает стратегии и тактики. Рассказывает мне, что Уолтер занимается изучением творчества Джейн Остен – словно заочно знакомит нас. Его усилия пока привели к горькому компромиссу – президент Клинтон принял закон «Не спрашивай, не говори». Но Том убежден, что ориентация военнослужащих не должна быть тайной и борьба продолжится.

Мы встречаемся еще на нескольких собраниях и маршах. Вид у него все более изможденный и усталый, он повсюду носит с собой целый пакет лекарств, но продолжает работать. В 1997 году, в возрасте сорока восьми лет, сердце Тома просто остановилось. Я же, не в силах поверить в случившееся, чувствую, как мое сердце бьется чаще.

На поминках друзья рассказывают истории о Томе. Это и хорошо – теперь мы узнали его чуточку лучше; и плохо – ведь очевидно, что он мог стать кем угодно, даже президентом Соединенных Штатов.

Его бывшие студенты, ныне сами ставшие адвокатами и общественными деятелями, говорят, что Том был лучшим учителем, которого они когда-либо знали. Он научил их тому, что за любое дело стоит бороться, потому что если проиграешь, то усвоишь урок, а если выиграешь – изменишь чью-то жизнь. Он не дожил до того дня, когда браки, подобные его союзу, признали равными перед законом, но все видели, что для него этот брак был самым настоящим.

Том хотел, чтобы все мы жили открыто – перед законом и самими собой. Сейчас, думая о том, сколько людей до сих пор вынуждены скрывать свою истинную суть, я понимаю, что он нам все еще нужен, и часто спрашиваю себя: «А как бы поступил Том?»

III

Однажды в начале 1971 года мне позвонила со срочным делом Джонни Тиллмон – глава Национальной организации по защите права на соцобеспечение (НОЗПС). Будучи матерью-одиночкой, она отчаянно требует повышения пособий. Как справедливо отмечает Джонни, будь она не в состоянии самостоятельно обеспечивать своих детей, правительству пришлось бы потратить куда больше на содержание их в детском доме или приемной семье. Однако настоящие матери не получают и сотой доли этих средств. Для первого номера журнала «Ms.» она написала убийственно точный и ироничный анализ системы соцобеспечения, сравнив его со всемогущим мужем, который ищет под кроватью ботинки любовника, ведет строгий учет твоей жизни и выделяет на личные расходы сущие гроши. Иными словами, это был первый феминистический анализ социальной политики[74].

По телефону Джонни объясняет, что Невада – единственный штат, где узаконены бордели, – разработала «двойной удар». Поскольку решением некоторых ученых и женщин, уставших от постоянных арестов, проституцию теперь принято называть «секс-работой», чиновники сферы соцзащиты все чаще советуют матерям соглашаться на работу проституткой, иначе они лишатся пособий по безработице. Некоторых матерей открыто отправляют на «Ранчо Мустанг» – первый лицензированный бордель Невады, к востоку от города Рено.

Джонни вне себя от злости на государство, пытающееся сэкономить деньги, урезав пособия и превратив безработных матерей в приманку для секс-туристов.

Сейчас она организует протест у стен борделя и масштабный марш по Лас-Вегасу.

Так мы с Фло Кеннеди неожиданно для себя оказываемся с транспарантами у борделя «Ранчо Мустанг». Местные журналисты рассказывают, что внутри выстраивается очередь из женщин на любой клиентский вкус. Перечень услуг представлен в бумажном меню. Словно в доказательство того, что сексизм и расизм всегда идут бок о бок, женщинам запрещено отказывать любому мужчине – если, конечно, он не черный. Тогда она может поменяться с другой женщиной, если та «не против». Мы с Фло молча переглядываемся. Такое нарочно не придумаешь. Потом выходит Джо Конфорте, хозяин борделя, и заявляет, что сравнивать его девочек-трудяжек с ленивыми безработными матерями, живущими на подачки, – оскорбление.

На другой день мы маршируем по Лас-Вегас-Стрип, заглядывая в роскошные казино и отели, выкрикивая слоганы и нарушая идиллию азартных игроков. Должна признаться, что испытываю некоторое удовлетворение, когда хоть ненадолго впускаю реальность в эти залы без окон, освещаемые лишь неоновыми лампами и огоньками игровых автоматов. В этот вечер мы с Фло празднуем маленький триумф, танцуя вместе с друзьями по НОЗПС в отеле, принадлежащем чернокожему владельцу (настоящая редкость!). Мы словно вырвались из этого вневременного ада.

Все больше людей желает выйти на марш с нами – от Джейн Фонды до Уильяма Кунстлера, адвоката по делам о защите гражданских прав. Похоже, местные чиновники сферы соцзащиты смущены настолько громким освещением этой темы в СМИ или же просто обеспокоены, что постоянные марши отпугнут туристов. В Лас-Вегас ведь приезжают, чтобы забыть о повседневной жизни, а безработные матери на пособии – живое напоминание о ней.