Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

Все они были способны на это – но не Барак Обама. Не могу представить его настолько бесчувственным. Он был цельной личностью, к тому же женился на подруге и коллеге, женщине, которая на момент их знакомства была его начальницей. А теперь они воспитывали дочерей, чтобы и те стали цельными личностями. В случае его победы на выборах это была бы, пожалуй, первая счастливая семья в Белом доме, семья, где по-настоящему царило равноправие.

В действительности всего около 20 % мужчин в Соединенных Штатах когда-либо покупали секс за деньги. Во всем мире уровень равенства в обществе обратно пропорционален уровню проституции. Там, где есть равенство, есть и понимание, что удовольствие удваивается, если секс происходит по обоюдному согласию и без принуждения. Так почему бы не признать, что мужчины, создавшие и заправляющие глобальной секс-индустрией, попросту помешаны на идее господства? Зачем делать нормой то, что ею не является?

Я доверяю людям, прошедшим через торговлю телом. Вот что говорит об отрицании реалий проституции Рейчел Моран, выжившая в многолетнем сексуальном рабстве, будучи бездомным подростком в Ирландии: «Первое, что делает человек, оказавшись в невыносимой ситуации, из которой не видит выхода, – стирает субъективную реальность. Мы отказываемся признавать саму природу этой ситуации»[77].

Я искренне надеюсь, что где-то есть проституированные женщины – и мужчины, – которые могут сказать «нет» клиентам, не мириться с отношением сутенеров и владельцев борделей, быть хозяевами собственной жизни, но суть секс-индустрии – совсем в другом. Она – в продаже права на господство.

Там, где торговля телом легальна, спрос быстро превышает число желающих этим заниматься, а в результате расцветает торговля людьми.

Примеров – масса, в том числе женщины из Африки или обедневших восточноевропейских стран, незаконно проданные в Германию и Голландию. Пристрастие к доминированию сексуализирует детскую беспомощность, что приводит и к детской проституции, и к насилию над детьми. Но именно в культуре с доминантной ролью мужчины предпринимается попытка подсадить последних на власть. Эта тайна у всех на виду.

IV

Я всегда думала, что тюрьмы – величайшая тайна этой страны, а причиной тому – расстояние или недостаток эмпатии. И в отличие от бедных, которых сложно в чем-то винить, само слово «нарушитель» будто бы возводит вокруг человека невидимые стены, наказывая сверх того, что ему положено за фактический проступок.

Но потом я поняла, что вокруг тюрем Соединенных Штатов должно быть меньше секретности, чем вокруг тюрьмы любой другой страны мира. Почему? Да потому, что при населении всего в 5 % от общей численности земного шара около четверти сидит в тюрьме. Образно выражаясь, каждый тридцать первый взрослый может оказаться в любой точке системы – от заключения до испытательного срока или условно-досрочного освобождения. Игнорировать то, что происходит в наших тюрьмах, значит игнорировать огромный аспект, определяющий нашу национальную политику, экономику и общественный порядок.

Тюрьмы – это мы.

Мы не всегда занимали первое место по количеству заключенных – во время апартеида «пальму первенства» перехватила ЮАР. Вероятность того, что афроамериканца отправят за решетку, в шесть раз выше, чем у его белых сограждан (это среди мужчин; у женщин эта цифра выше в три раза). Даже после ареста и приговора именно от расы зависит, за кого примут залог, кого будет защищать частный адвокат, в отношении кого обвинение пойдет на уступки, кого отпустят на поруки, кого отправят на общественные работы, на кого наденут электронный анклет и иным образом облегчат участь. От социального положения это тоже зависит: когда вы в последний раз видели богача в камере смертников? Больше половины малоимущих клиентов адвокатов получают срок, тогда как среди богатых людей этот показатель составляет менее одной трети. А поскольку преступления, совершаемые белыми воротничками, наносят экономике страны гораздо больший урон, чем все кражи, налеты, угоны машин и прочие деяния, вместе взятые, то страдаем мы все.

Даже вред, который мы причиняем сами себе, расценивается по-разному. Так, алкоголизм, легальная зависимость, приносящая прибыль, считается болезнью. Как и зависимость от рецептурных препаратов – источника дохода фармацевтических компаний. Но наркозависимость, из которой могут извлекать прибыль лишь подпольные предприятия, – это преступление. Даже к двум формам зависимости от одного и того же наркотика относятся по-разному: долгое время чернокожим людям, употреблявшим дешевый кокаин «крэк», давали более долгие сроки, чем белым, зависимым от кокаина в порошке. Но ведь и то и другое – зависимость, организм у человека одинаковый, а значит, одинаковым должно быть и отношение.