Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

Однако по возвращении из Индии поездки в общественном транспорте стали казаться мне чем-то естественным. Я узнала, что самоизоляция в машине далеко не всегда приносит удовольствие: мне не хватало бесед с попутчиками, возможности лишний раз посмотреть в окно. А разве можно насладиться поездкой сполна, если не можешь сосредоточиться на пейзаже? Со временем я перестала искать оправдания своему странному для американки нежеланию иметь машину. Перестала даже ссылаться на вред окружающей среде или приводить в пример Джека Керуака, который тоже не водил (даже в шутку говорил, что «единственная машина, с которой он умеет управляться, – это печатная машинка»). Хотя иногда все-таки напоминала собеседникам о данных соцопросов, согласно которым в Нью-Йорке живут самые счастливые американцы. Почему? Потому что, как жители «антиавтомобильной» столицы, мы видим друг друга на улице, а не замыкаемся внутри жестяных коробок.

Но истинная причина состояла в том, что это не я отказалась от машины, а она – от меня. Теперь, когда кто-нибудь снисходительно спрашивает, почему я не вожу – а меня до сих пор об этом спрашивают, – я просто отвечаю: «Потому что приключения начинаются в тот момент, когда я выхожу за дверь».

I

Мы с другом едем в такси в аэропорт имени Кеннеди – президента, убитого всего шесть лет назад. Наш пожилой водитель – словно оживший персонаж пьесы Теннесси Уильямса, а нательная майка, татуировки и старая фотография в военно-морской форме вместо служебной карточки только усиливают этот образ. Вне всякого сомнения, это его такси и его мир.

Мы с другом ведем себя как любовники – и, по правде говоря, ими и являемся. А еще мы отчетливо осознаем, что таксист следит за нами в зеркало заднего вида. Все потому, что пока мы со своим багажом ждали его на темной улице, мимо пролетел кабриолет, полный белых подростков, и в ночном воздухе смертельной пощечиной прозвенело слово «нигер». И теперь мы оба пытаемся забыть этот удар исподтишка и сохранять спокойствие.

Мы подъезжаем к аэропорту, и водитель убирает перегородку, разделяющую передние и задние сиденья. Мы с другом напрягаемся. Лично у меня всякий раз, когда приходится общаться через это отверстие, возникает ощущение, что я заказываю картошку фри в придорожном кафе, – но на этот раз я благодарна за само существование этого барьера. Неизвестно, что думает о нас таксист.

А между тем он нам что-то просовывает. Это оказывается потрепанная фотография молодого человека в костюме под руку с пухленькой и улыбающейся девушкой, обеими руками сжимающей сумочку. «Это мы с женой сразу после свадьбы, – поясняет водитель. – За сорок лет мы ни разу не спали по отдельности – ну, разве только когда я служил в Корее. Она – мой лучший друг, моя любимая. Но хотите верьте, хотите нет – всё было против нашей свадьбы. Она из семьи польских евреев, я же – из сицилийской, католической. Наши родственники не разговаривали друг с другом до самого рождения первого внука. Я все это рассказываю потому, что сегодня у нас – годовщина свадьбы, и, если позволите, глядя на вас, я вспоминаю, какими мы были в молодости. Не обидитесь, если не возьму с вас денег за проезд? Вернусь домой – расскажу жене, что помог молодой паре, очень похожей на нас».

Удивленные и растроганные, мы заверили его, что его слов достаточно, но в итоге согласились, раз для него это так важно. Выйдя у аэропорта, мы пожали друг другу руки, слегка растерянные от эмоций.

– Знаете, – сказал водитель, – ради таких, как мы с женой и вы двое, и создавалась эта страна.

Позже мы с другом приходим к единому мнению, что самым страшным последствием того расистского выкрика было наше недоверие к этому человеку, когда мы сели к нему в такси.

Прошли годы. Сейчас у каждого из нас – своя жизнь. Мой друг живет на Западном побережье, у него есть дети, внуки и еще много чего, о чем я не знаю. Единственное, в чем я уверена, – это то, что мы по-прежнему с теплом вспоминаем друг о друге.

Когда мы снова встречаемся спустя почти тридцать лет – совершенно неожиданно, – первое, что он говорит мне: «А помнишь того таксиста?»

Еще бы не помнить.

Садясь в такси, я будто окунаюсь в чью-то жизнь. Детские фото на приборной доске, висюльки с амулетами и прочими украшениями на зеркале заднего вида, на служебной карточке – имя и иногда национальность, периодическое мелькание лица водителя в зеркале; все это – как погружение в другое измерение. Это о нем писатель Пит Хамилл сказал: «Популярное средство от одиночества, мимолетное мгновение близости с пассажирами»[33]. Момент, когда водители делятся своими историями и с удовольствием выслушивают твои.