Так я оказываюсь вместе с Брендой в гарвардском студгородке, где провожу интервью со студентками, составляющими всего 7 % от общего количества обучающихся. От них я узнаю, что в университете лишь недавно отменили традиционный «Женский день» – единственный в году, когда на занятиях опрашивали студенток, – а преподаватели до сих пор на 100 % белые мужчины. «Действующая власть» настолько уверена в себе, что даже над мужским туалетом в библиотеке указано просто название факультета, безо всяких значков. Я все это записываю и нервничаю еще больше. Судьба этих студенток зависит от меня.
Вот я уже стою на подиуме бостонского отеля «Sheraton Plaza» («Шератон Плаза»). Через боковую дверь в здание Гарвардского клуба, где обычно проходит банкет, пропускают женщин. Я оглядываю свое длинное платье 30-х годов из комиссионки и вижу, как слегка подрагивает вельветовая юбка: это у меня трясутся коленки. Не знаю, слышат ли окружающие дрожь в моем голосе (Бренда делает вид, что все нормально и вся эта затея – пара пустяков), но спустя двадцать семь лет выпускник юридического факультета Гарвардского университета профессор Ира Лупу, который тогда был третьекурсником, напишет об этом в своих воспоминаниях:
Речь моя называется «Почему юридический факультет Гарварда нуждается в женщинах больше, чем они – в нем». Я кое-как завершаю основную часть выступления, в которой говорю, что изучение права без равноправия невозможно и лишь демократическая семья является основой демократического общества. Но я уже знаю то, что знает и аудитория:
студентки юридического факультета уже подготовили арсенал защиты.
Их интервью уже вызвало волну недовольства и досады среди мужской части факультета, и именно к их свидетельствам я обращаюсь в конце выступления: