Теперь студентки университета могут получить диплом по феминологии, тогда как в других учебных заведениях этот предмет даже не предусмотрен программой. Более того, вскоре здесь можно будет получить степень доктора философии. Это становится стимулом для женщин и мужчин, чтобы получать сестринское образование. Но самое необычное – в том, что студенты не могут получить диплом, не сдав экзамен по мультикультурной феминологии. Неудивительно, что здесь выступала и Опра Уинфри – причем дважды. Кроме библиотеки, которая по-прежнему славится коллекцией книг по кулинарии, здесь мало что напоминает о прошлом.
После короткого выступления и оживленной дискуссии о голосовании одна из женщин подходит ко мне, чтобы сказать, что она была на нашей с Маргарет лекции много лет назад. Эту лекцию она называет «шоковой терапией», за которой последовал год организаторской деятельности.
Движение за права человека на территории ТЖУ заставило администрацию пристальнее присмотреться к проблемам студентов, найти совокупное решение для проблем сексизма и расизма.
Теперь участники движения работают с нелегальными иммигрантами Северного Техаса.
Приходится рассказать ей, что Маргарет, перебравшаяся с дочерью в Калифорнию спустя год после нашего выступления, умерла от продолжительной болезни, когда ей было всего пятьдесят семь. Дочь добилась установки мемориала в ее честь в Калифорнии, а потом мы вместе сделали то же самое в Нью-Йорке. Не верится в то, что Маргарет больше нет и что она не присутствует сейчас в этом студгородке, где когда-то так оживленно выступала.
«Знаете, как в сериалах про врачей? – спрашивает меня женщина. – Ну, когда у кого-то останавливается сердце и приходится запускать его дефибриллятором. Вот что вы с Маргарет сделали для нас. Пожалуйста, передайте ее дочери, что с тех пор наше сердце работает как часы».
Мы узнаем больше там, где знаем меньше всего. Для меня эти слова ассоциируются с Галлодетским университетом в Вашингтоне. Это единственное высшее образовательное учреждение в мире для глухих – и самое настоящее открытие.
Я приезжаю туда в 1983 году, целый день встречаюсь со студентами, а вечером читаю лекцию. За исключением того факта, что мне нужен сурдопереводчик, этот студгородок ничем не отличается от остальных. Студенты спрашивают, с чего начался журнал «Ms.», – они собираются издавать собственную газету. Я, в свою очередь, спрашиваю об их любимых предметах. Замечаю некоторые противоречия в оценке работы руководства. Студенты хотят иметь возможность участвовать в выборах следующего ректора – так у них будет лидер, который тоже не слышит, а значит, понимает их потребности. Мы обсуждаем тактики реализации задуманного – от петиций до забастовок за снижение оплаты обучения. Я понимаю, что гораздо страшнее рисковать, когда подобных университетов больше не существует, но они настроены решительно. Более 80 процентов присутствующих студентов – как и те, с кем я говорила, – из семей, где оба родителя слышат, поэтому они ценят то короткое время, когда могут общаться с людьми, разделяющими их мировоззрение и культуру.
Моих знаний достаточно, чтобы смотреть на того, кто говорит, а не на переводчика, который старается сделать язык жестов понятным мне. Я чувствую, что понимаю и что они понимают меня.
Однако чем дольше я общаюсь со студентами Галлодетского университета, тем глубже погружаюсь в мир, где живая экспрессия – особый вид искусства. Их слова осязаемы, а лица выразительны, и оттого мне кажется, что я каким-то непостижимым образом принимаю живое участие в беседе. Я знаю, что без переводчика мне будет нелегко, но они искренне стараются меня вовлечь. Молодые женщины рассказывают мне о том, как неловко им бывает в комнате, полной слышащих мужчин, для которых глухие женщины – вдвойне беспомощны, какой бы силой они ни обладали на самом деле. Еще я узнаю о печальной статистике: глухие женщины гораздо реже мужчин находят работу, выходят замуж или даже сохраняют долгосрочные отношения, и причиной тому опять же двойной стереотип. При этом и женщины, и мужчины говорят так быстро и так красочно со мной и друг с другом, что мне кажется, будто бы мои высказанные вслух слова – это кирпичи, а их жесты и образы – ракушки и перышки.