Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

В разговоре с Долорес Уэртой, моей старинной подругой, всю жизнь занимающейся организацией деятельности фермеров и предвыборных кампаний прогрессивных женщин, я признаюсь, что никак не могу избавиться от грусти, охватившей меня при мысли о символической дистанции между тем самолетиком, олицетворяющим собой церковь, и жизнями реальных женщин, оставшихся на земле.

Она напоминает мне мантру организаторов:

«Корни могут существовать без цветов, но ни один цветок не выживет без корней». Пусть религия – цветок, но люди – ее корни.

Спустя три месяца архиепископ Джон Куинн уходит на пенсию в возрасте шестидесяти шести лет – на девять лет раньше положенного. Как напишут об этом в газетах Сан-Франциско, он был слишком далек от народа.

В сельской местности Оклахомы, где нефтяные скважины соседствуют с пастбищами для скота и озимыми, я разговариваю с полной аудиторией студентов университета. После лекции мы обсуждаем насущные проблемы. Большинство собравшихся пытается найти способ добиться для себя справедливости и хоть как-то облегчить свое повседневное существование, но я вижу, что группа молодых людей (человек двадцать) в футболках с изображением Христа не принимает участия в дискуссии.

Наконец один из них встает со своего места, чтобы выразить несогласие с моей поддержкой легализации абортов. Я удивлена: о них мы вообще не говорили. По его словам, даже в Конституции ничего не сказано об абортах, так как же она может их защищать? Ему парирует одна студентка (на вид ей лет двенадцать): «О женщинах в Конституции тоже ни слова, но ведь мы граждане этой страны, и свобода принимать решение о деторождении должна быть частью права на личную жизнь. Если бы, помимо Отцов-основателей, над законом работали и Матери-основательницы, эта свобода изначально была бы включена в Билль о правах».

Толпа аплодирует, а я чувствую, что мы достигли того волшебного момента, когда люди начинают отвечать на вопросы друг друга, а мне остается лишь слушать и учиться. Мужчина в возрасте, похоже лидер команды в футболках с Христом, заявляет, что запрет на аборты прописан в самой Библии – в виде заповеди «Не убий». Но ведь мы в «Библейском поясе», где люди знают текст Священного Писания наизусть. В ответ ему какая-то женщина цитирует «Исход» (21:22–23), где сказано, что тот, по чьей вине у женщины случится выкидыш, должен просто уплатить штраф. Обвинение в убийстве предъявят только за смерть самой женщины. Таким образом, в Библии проводится четкое разграничение между плодом и человеком.

«Футболочники» замолкают, но, похоже, ненадолго: я вижу, как они переговариваются. Тем временем со своего места встает другая студентка, которая замечает, что законы о судебном и родительском согласии составлены так, будто бы молодая женщина – собственность родителей или государства. «Если ты достаточно взрослая, чтобы забеременеть, значит, должна считаться взрослой и для самостоятельного решения об аборте», – считает она. Тут какой-то мужчина желает вставить свое слово, указывая на то, что если женщину-военнослужащую изнасилует другой солдат или даже враг, то ей не сделают аборт ни в военном госпитале, ни где-либо еще на бюджетные средства. Ей даже не гарантируют отпуск, чтобы найти клинику самостоятельно. В ответ раздается гул неодобрения и удивления этим фактом.

Одна медсестра встает, чтобы объяснить значение металлического браслета у нее на руке. На вид он похож на браслеты военнопленных, на которых чеканят дату рождения и имя возлюбленного, однако на этом выгравированы даты жизни Рози Хименес – первой, но не последней женщины, умершей от криминального аборта, потому что поправка Хайда запретила использование средств не только из налогов на нужды армии, но и налогов на здравоохранение на проведение абортов.

Рози жила на социальное пособие – ей оставалось несколько месяцев до окончания педагогического факультета – и одна воспитывала пятилетнюю дочь. Забеременев, она решилась пересечь мексиканскую границу, чтобы сделать подпольный аборт – единственное, что она могла себе позволить, – после чего вернулась в Техас, где попала в больницу. Там она провела семь мучительных дней в лихорадке от септического шока – лечение обошлось налогоплательщикам в сотни раз дороже, чем мог бы стоить аборт. После ее смерти осталась дочь и чек на стипендию в 700 долларов как доказательство ее многообещающего будущего. Это произошло всего через два месяца после принятия поправки Хайда. С тех пор сотни, если не тысячи женщин лишились здоровья и даже жизни. Украдкой поглядывая на группу в футболках, я объясняю, что термин «репродуктивная свобода» говорит сам за себя и означает именно право иметь ребенка.

Женщину нельзя заставлять рожать или делать аборт, как нельзя и насильно стерилизовать или сделать с ней еще что-нибудь.