На предвыборном митинге в Пенсильвании, когда все ждали прибытия Ферраро, я забралась на импровизированную сцену вместе с другими репортерами. К моему удивлению, огромная и разнообразная аудитория встретила меня громкими аплодисментами. Когда же на сцену поднялась Ферраро, публика была более сдержанна. Но почему? Ведь это она, а не я творила историю. Этот вопрос я задала одному опытному репортеру. Он посмотрел на меня так, будто бы я только что заметила, что в воздухе содержится кислород, и терпеливо объяснил: «Американцы не любят политиков. И они поверили Ферраро во многом благодаря женскому движению, а вы его активная участница».
Тогда для меня стала настоящим открытием мысль о том, что в будущем все узнаваемые члены движения за права женщин должны будут обеспечить максимальную поддержку кандидатам, в которых мы верим. Так, несмотря на все наши внутренние противоречия, избиратели поймут, что эти кандидаты движимы четкими принципами.
Когда за спиной политика стоит общественное движение, это верный знак того, что он не такой, как все.
В самом начале своего участия в организации кампаний я думала: «Судьба словно посылает мне этот опыт как шанс показать себя». И в последующие годы было немало потрясающих женщин, ради которых стоило это делать. Год 1992-й был объявлен Годом женщины – хотя, как сказала сенатор Барбара Микульски, «мы не причуда, не чья-нибудь фантазия и не символ года». И позже она доказала свои слова делом: ее пять раз выбирали в Сенат, где в общей сложности она прослужила тридцать лет. Квантовый скачок 1992 года – резкое увеличение числа женщин в Конгрессе – был обусловлен результатами слушаний по вопросу об утверждении в должности Кларенса Томаса. Величественное выступление Аниты Хилл перед Юридическим комитетом Сената, полностью состоящим из белых мужчин, и последующее за ним назначение Томаса в Верховный суд стали источником вдохновения для многих женщин. За все предыдущее десятилетие в Конгресс не было представлено столько женских кандидатур, сколько в тот год. Хотя общее их число по-прежнему было всего 10 %, а должно было составлять половину. Этот рекорд был побит лишь в 2013-м, когда женщин в Сенате стало 20, а в Палате представителей – 81.
Однако наиболее масштабным и продолжительным результатом слушаний Юридического комитета Сената был вовсе не Год женщин и, наверное, даже не назначение в Верховный суд молодого Кларенса Томаса с крайне правыми взглядами и способного прослужить там еще долго. Таким результатом стало новое национальное понимание сексуального запугивания как способа удержать женщин в узде и заставить подчиняться.
Именно тогда вся страна узнала, что домогательства – это незаконно.
Миллионы женщин поняли, что они не одиноки, что не они одни прошли через это. Никогда больше секс не будет использоваться для унижения и доказательства превосходства.
За годы организации кампаний я постоянно слышала два самых частых вопроса: «Когда у нас будет женщина-президент?» и «Когда у нас будет чернокожий президент?».
По иронии судьбы, предварительный этап выборов 2008 года с участием Хиллари Клинтон и Барака Обамы – где обе эти категории получили шанс на победу – был идеальным состязанием с точки зрения кандидатов и худшим с точки зрения конфликта.
Я знала Хиллари Клинтон такой, какой видит ее большинство людей: как публичную личность, чьи взлеты и падения всем видны; как человека, прочно вошедшего в нашу жизнь и в наши мечты. Однажды я представляла ее аудитории из тысячи женщин со сцены в зале нью-йоркского отеля за завтраком. Стоя позади нее во время выступления, я видела лежащую перед ней на трибуне папку и то, что она не читает написанный текст. Вместо этого она отвечала тем, кто выступал до нее, обращалась к активистам и лидерам движений, присутствовавшим в зале, и говорила об их деятельности в контексте национальной и глобальной ситуации. И все это такими четкими и правильными фразами, что никому и в голову не пришло бы, что они не заготовлены заранее. Пожалуй, это была лучшая спонтанная речь, что я когда-либо слышала.