Тем болезненнее ощущалась измена, если при этом утрачивалась социальная идентичность и экономическая стабильность. Постепенно я поняла, что Хиллари олицетворяла в их глазах публичную, неприкрытую противоположность их собственному шаткому и неравному положению. Иными словами, они пытались убить гонца, принесшего дурную весть.
Однако, анализируя их проекции, я осознала, что и сама невольно проецирую. Я не понимала, почему Хиллари хочет вернуться в Вашингтон. Что заставило ее решиться – после восьми лет в Белом доме, в окружении политических пираний, когда каждый твой шаг чреват судебными исками и информационными атаками (со стороны ультраправых, тратящих огромные суммы на антиклинтоновские теории заговора) – баллотироваться еще на шесть лет в Сенат, когда у нее на спине, можно сказать, нарисована мишень? Со стороны это было похоже на донкихотство и самобичевание – в особенности теперь, когда у нее появилась возможность учредить собственный фонд и помогать женщинам всего мира укрепить свои позиции.
В конце концов мне пришлось признать, что последнее было бы скорее моим выбором, а не ее. И если она намеревалась принять бой на том уровне, о котором я не могла даже помыслить, этому следовало только порадоваться. Чтобы внести свой посильный вклад в предвыборную кампанию Хиллари в Сенат, я стала приглашать ее ненавистниц туда, где она занималась сбором средств. К моему удивлению, почти все, проведя время в ее обществе, возвращались снова.
Женщина, которую они считали хитроумной, холодной и расчетливой, оказалась мудрой, великодушной и отзывчивой.
Из той, что спустила мужу оплошность, она превратилась в «отличную подружку», которая в случае чего может заступиться.
И еще они убедились в ее эрудиции. Так, Джордж Сорос, финансист и филантроп, представил ее в своей манхэттенской гостиной такими словами: «Хиллари знает о Восточной Европе больше, чем любой другой американец».
Получив пост в Сенате, она стала работать конструктивно и созидательно, даже со своими старыми врагами, и вполне закономерно прошла на второй срок. Тогда о ней впервые всерьез заговорили как о возможном кандидате в президенты. С приближением выборов 2008 года индекс ее популярности был выше, чем у любого из потенциальных кандидатов, будь то республиканцы или демократы.
Между тем благодаря участию в кампании организации «Избиратели за выбор» в Иллинойсе я узнала, что молодой правовед и сенатор от штата Барак Обама помог отклонить законопроект, который ослабил бы действие судебного решения по делу «Роу против Уэйда»[55]
. Однако во время съезда Демократической партии 2004 года я не меньше других была потрясена его невероятной речью. Его восхождение было скорее событием в рамках движения, нежели просто политическим явлением.После выборов в Сенат Обама посетил акцию по сбору средств в одной из гостиных Манхэттена, чтобы отметить победу и помочь погасить долг своей кампании. Я видела, как сторонники призывали его бросить вызов устоявшимся правилам и вести себя напористее, хоть это и не подобало новоизбранному сенатору. Он же отказывался, ссылаясь на необходимость учиться и на силу влияния Буша. Я присоединилась к остальным: в конце концов, все знали, что Джордж Буш-младший никогда не стал бы президентом без своей семьи, как знали и то, что Обама стал сенатором вопреки всем ожиданиям.
На следующий год прогрессивные силы в поисках новых кандидатов – не только в Сенат, но и на пост президента – стали все чаще убеждать Обаму, как выразился он сам, «поддаться всеобщему безумию». И хотя поначалу он сопротивлялся, постепенно уговоры сделали свое дело. Несмотря на то, что такие лидеры-афроамериканцы, как конгресвуман Ширли Чизхольм и преподобный Джесси Джексон, уже выдвигали свои кандидатуры, именно Обама стал кандидатом с уверенными шансами на победу. Благодаря ему и Хиллари впервые в истории страны выборы отражали ее истинное лицо. Сезон предвыборных кампаний еще не настал, но всюду, где бы я ни бывала – от студгородков до светских гостиных, – меня расспрашивали о том, каким будет новый президент.
Несмотря на то что Обама был моложе и обладал меньшим опытом на национальном, международном уровнях и в Сенате, чем Хиллари, я все же полагаю, что к тому времени эта страна еще не созрела до того, чтобы отдать бразды правления женщине. Более того, харизма Обамы, роднящая его с Кеннеди, подарила ему редкую и бесценную возможность сломить расовый барьер. Но для меня схожая суть обоих кандидатов была намного важнее их внешних различий.
Она была борцом за гражданские права. Он – защищал права женщин.
Оба они были отголосками эры аболиционисток и суфражисток, когда чернокожие женщины и мужчины, а также белые женщины – те самые категории, которые белые шовинисты так неистово старались отдалить от власти, – совершили масштабный переворот в системе, вместе отстояв всеобщее избирательное право.