В студгородках я видела немало молодых людей в футболках с надписью «Жаль, что О. Джей не женился на Хиллари» – причем все они были белыми. Когда я спросила студентов, что они думают об этом слогане, они согласились, что в нем нет ничего смешного, и заверили меня, что большинство ребят надели футболки с классической фразой «Друзья важнее девчонок» и ее же опубликовали в соцсетях.
Помню, как политический аналитик канала «MSNBC» Такер Карлсон сказал о Хиллари Клинтон: «Я не раз говорил: как только она входит в студию, я непроизвольно скрещиваю ноги». «Неудивительно, что орехоколка так хорошо продается», – подумала я.
На том же канале Крис Мэттьюс объявил: «Я буду резок, но давайте не забывать, что она стала сенатором, кандидатом в президенты и вообще получила возможность идти вперед только благодаря стараниям мужа. В этом нет ее заслуги»[58]
.Какая-то журналистка из газеты «The Washington Post» назвала жакет Хиллари, из которого едва была видна ложбинка между грудей, «провокационным». При этом о кандидатах мужского пола, будь то Джон Кеннеди или Обама, запечатленных на пляже в плавках, ничего подобного не писали. Раш Лимбо вопрошал (все также подразумевая Хиллари): «Готова ли эта страна ежедневно наблюдать в прямом эфире старение женщины?» Другой аналитик канала «Fox News» сказал: «Если это лицо опыта, не удивлюсь, что оно отпугнет множество независимых избирателей». Корреспондентки канала «CNN» признались, что им советовали не надевать для съемок брючных костюмов – чтобы не вызывать ассоциаций с Хиллари.
Вся эта унизительная критика могла бы считаться хоть сколько-нибудь честной, будь она направлена на всех кандидатов.
Скажем, о сенаторе Джо Байдене можно было бы написать, что у него пересаженные волосы, а о сенаторе Джоне Эдвардсе – что он уж больно похож на куклу Кена. О губернаторе Митте Ромни – про капы на зубах и крашеные волосы, а про сенатора Джона Маккейна – что он носит обувь на платформе, чтобы казаться выше. Или о том, что губернатор Билл Ричардсон похож на незаправленную кровать. Наконец, можно было бы написать про уши Обамы, о которых он сам не раз шутил. Но никто ничего подобного не писал.
Неудивительно, что мизогиния никогда не упоминалась в СМИ, потому что журналисты сами были ее зачинщиками.
Составив список достоинств и недостатков программ Хиллари Клинтон и Барака Обамы, я поняла, что злюсь – оттого, что общественность восприняла как само собой разумеющееся, что два поколения Бушей наследовали власть, становясь преемниками политической иерархии, хотя их почти не видели в Белом доме; а вот жена Клинтона не может претендовать на опыт и власть как наследие мужа, которому на протяжении двадцати лет была полноправным политическим партнером. Я злилась потому, что к молодым мужчинам, пришедшим в политику, относились как к восходящим звездам, а к молодым женщинам… как к молодым женщинам. Я злилась на всех кандидаток, решивших задвинуть свои политические навыки и опыт в дальний угол, чтобы воспитывать детей, в то время как никто из кандидатов-мужчин так не делал. Я думала о таланте – потерянном только оттого, что ему довелось родиться в женском теле; и о посредственности – получавшей похвалы и награды лишь за то, что принадлежит мужчине. И еще я злилась на то, что СМИ всерьез осуждали расизм – во всяком случае, внешне, – а когда речь шла о сексизме, не делали даже попытки изобразить гнев. В неприязни к женщинам не было ничего страшного – будь она в форме демонизации чернокожих матерей-одиночек или бытовых шуток о том, что сильные женщины – это «кобылы с яйцами».
Во всех прочих случаях, когда люди отрицали собственные предрассудки и предвзятое отношение, я применяла проверенную временем тактику: заменить у гипотетического объекта расу, пол, этническую принадлежность или сексуальную ориентацию и проверить, будет ли реакция такой же.
Дав наконец выход сдерживаемому много месяцев гневу, я написала статью, пытаясь ответить на вопрос:
Я назвала ее «Краткая история перемен», но в «The New York Times» статья вышла под названием «Женщины не бывают лидерами». Опубликованная на следующее утро после предварительных выборов в Нью-Гемпшире, она поднимала вопрос, почему к гендерным предрассудкам не относятся так же серьезно, как к расовым.