Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

На третьей стоянке я сижу рядом с женой дальнобойщика, которая является его напарником. Для нее работа с мужем стала мерой защиты. «На стоянках дальнобойщиков орудуют сутенеры, – объяснила она. – Они привозят туда девчонок, и те обслуживают водителей, а потом их везут на следующую стоянку. У меня была племянница, которую сначала подсадили на наркотики, а потом сутенер забил ее до смерти за попытку бегства. Раньше я ненавидела этих девчонок; теперь ненавижу сутенеров». По ее словам, сами дальнобойщики в основном примерные семьянины, а клиентами проституток чаще становится их начальство. Сама же она гордится тем, что команды из жен и мужей реже попадают в аварии, чем водители-одиночки.

На четвертой стоянке шел 24-часовой сеанс игры в покер. На пятой – очевидно, бесконечная дискуссия о том, удастся ли дальнобойщикам добиться изменений в законодательстве, гарантирующих им бо́льшую безопасность[63]. Так мы побывали на всех основные стоянках от Бостона до Нью-Йорка.

Большую часть своей жизни я провела в дороге, но никогда прежде не видела этот мир, который просыпается, когда засыпают все остальные.

По словам моего водителя, мир этот охватывает весь земной шар. Он также рассказал, что встречался и с иммигрантами – водителями английских грузовиков, которые искали работу, и повсюду, от крутых дорог Эритреи до суматошных индийских улочек, по которым то и дело проносятся машины, расписанные цветами и изображениями божеств, водители украшали приборные доски своих «коней» произведениями искусства и фотографиями родных.

Вновь мы возвращаемся в теплый салон грузовика, а за окном бушует стихия. Мы молчим, только в голове у меня, не прекращаясь, звучит чувственный баритон Брука Бентона:

В Джорджии – дождливая ночь,
И кажется, будто бы дождь
Идет во всем мире…

В ночном небе уже отражаются огни Манхэттена, а я абсолютно утратила чувство времени. Кажется, будто бы это путешествие длится вечность. Внезапно я осознаю, что все это время барахталась на поверхности и только сейчас мне открылись глубины, где живут киты-великаны.

III

Я обедаю с Флоринс Кеннеди в кафе «Фигаро», в Западном Голливуде. Она говорит, что бросила карьеру адвоката, потому что «закон разбирается с каждым засранцем по отдельности, а нужно остановить всю систему кровопийц». Вдобавок в кафе, где мы сидим, работает семь официанток и ни одного официанта; подобное соотношение не может не настораживать. Кроме того, по словам Фло, чаевые используют как повод, чтобы платить им меньше установленной минимальной заработной платы[64]. В ответ на наши расспросы администратор заявляет, что платят здесь отлично, все семь официанток обожают свою работу и еще несколько девушек ждут в очереди, пока освободится заветное местечко.

Вернувшись спустя неделю в Нью-Йорк, я обнаруживаю у себя в ящике письмо от официанток:

«Не думаем, что представители какой-либо другой профессии больше нас ценят то, что вы делаете для женщин. Мало того что мы вкалываем за гроши, так от нас еще требуют быть преувеличенно вежливыми с клиентами-мужчинами, чтобы те тратили больше денег и приходили еще. Наш замечательный администратор продвигает теорию о том, что это для нашего же блага – ведь так мы получим больше чаевых. Идиот, что с него возьмешь? А вы не сдавайтесь!

Подрывная Семерка».

Несколько десятков лет спустя, в 2014 году, я узнаю о том, что тридцать девять женщин предъявили всеми любимому комедийному актеру Биллу Косби обвинение в сексуальных домогательствах с предварительным накачиванием жертв наркотиками. Все они пострадали от его действий в разное время в прошлом и боялись, что, если заявят в полицию, им никто не поверит. Однако стоило первой из них набраться смелости, как вслед за ней подтянулись и другие. Среди жертв была Линда Джой Трэйтц, тогда еще 19-летняя официантка того самого кафе «Фигаро». Косби был его совладельцем и периодически наведывался туда. В тот вечер он предложил подвезти ее до дома, а в машине, как она рассказывала, ее ждал полный портфель наркотиков и изнасилование.

Жаль, что Фло не дожила до этого дня и не узнала, что чутье ее не подвело, впрочем, как всегда. Она была на восемнадцать лет старше меня, видела даже куклусклановцев, угрожавших ее родителям, а потом стала правозащитницей и экспертом в гражданском праве.