Из наших совместных поездок я узнала больше, чем из университетских лекций.
Помню, как однажды она купила фиолетовый брючный костюм для молоденькой продавщицы, которая давно о нем мечтала, но не могла себе позволить. Когда я вернулась в этот магазин уже после смерти Фло, эта же продавщица – теперь уже женщина среднего возраста – призналась, что своей щедростью Фло заставила ее по-новому взглянуть на жизнь.
В 1980 году я сажусь в переполненный самолет до Детройта и оказываюсь в окружении ортодоксальных евреев. Все мужчины – в широкополых черных фетровых шляпах, надетых поверх шапочек-ермолок; женщины – в темных париках и платьях с длинными рукавами; дети – чистенькие и тихие, как взрослые в миниатюре. Я замечаю, как они суетливо меняются местами – по всей вероятности, чтобы ни одна женщина не оказалась рядом с чужим мужчиной или со мной. Моим соседом оказывается самый старший мужчина в компании, скромный и вежливый, с псалтырем в руках. Зная о том, что у ортодоксальных евреев мужчинам запрещено касаться любой женщины, кроме членов своей семьи, даже пожимать им руку, я стараюсь вести себя учтиво и не класть руку на общий подлокотник. И все же меня удивляет то, что им важнее отделить меня от женщин, чем от мужчин. Сквозь идиш я различаю слово «феминистка» – его произносят сидящие впереди молодые мужчины, пристально разглядывая меня в щель между спинок сидений.
Прибыв в аэропорт, я иду в дамский туалет и вижу там их жен и дочерей. Самая младшая из них проверяет кабинки, где скрылись старшие, потом смотрит мне прямо в глаза и улыбается. «Привет, Глория, – звонко произносит она. – Меня зовут Мириам». Ради ее улыбки стоило проделать весь этот путь.
1996 год. Я в Канзасе – на родине сенатора Роберта Доула, недавно баллотировавшегося на пост президента Соединенных Штатов. В номере отеля я включаю телевизор и вижу в кадре улыбающееся лицо Доула, рассказывающего о своей импотенции в рекламе «Виагры». Как говорит Лиз Смит, остроумная обозревательница сплетен из Манхэттена: «Нарочно не придумаешь».
Тысячелетие на исходе. Я и две студентки едем на политическое собрание в Аризону. Остановившись перед закрытым на ремонт участком дороги, под палящим солнцем, мы видим, как к нам направляется крупный мужчина с мотыгой. Мы успели испугаться, потому что других машин поблизости не было. Наклонившись к окну, мужчина объясняет, что увидел на наших футболках надписи «Ms.» и сразу узнал, так как он наш постоянный читатель. Мне это кажется настолько невероятным, что я сразу подозреваю, что он либо шутит, либо врет. И тут он цитирует статью годичной давности о «феминисидиос» – такое название получили сотни случаев, когда молодые женщины были найдены мертвыми в мексиканской пустыне, неподалеку от Эль-Пасо, со следами изнасилования, пыток и прочих издевательств. Высказывались самые разные предположения о мотивах преступлений – от сексуального рабства до торговли органами, от изнасилования до ритуальных убийств. Вплоть до мотива мести женщинам за то, что те получают зарплату. Эти убийства продолжались десятилетиями, но, поскольку в них явно прослеживалась сексуальная направленность, а жертвы были «всего лишь» работницами «макиладорас» (мексиканских фабрик, расположенных неподалеку от границы и производящих дешевые товары на экспорт в Соединенные Штаты), о них много шумели в новостях, но никто арестован не был.
Тут я замечаю в глазах у мужчины слезы: оказывается, десять лет назад его шестнадцатилетняя сестра стала одной из жертв «феминисидиос», а сегодня – годовщина ее смерти. Он хочет поблагодарить нас за то, что мы не оставляем эти убийства без внимания и помним о них. Он благодарен всем, кто рассказывает людям об этих несчастных девушках. Сам он будет носить траур до тех пор, пока убийцу сестры не поймают.
Мы пожимаем его мозолистые руки, а он замечает, что в нашем появлении в этот день есть нечто мистическое. Мы и сами ощущаем это. Мужчина возвращается к работе, а мы еще долго сидим и молчим. Пройдут годы, и я забуду, куда мы ехали тогда, но всегда буду помнить этого человека и его сестру.
2000 год. Я вместе с другом еду из Техаса в сельскую местность Оклахомы. По состоянию дорог сразу видно, где заканчивается один штат и начинается другой: в Оклахоме дороги лучше, и крупный рогатый скот свободно гуляет по ним, а не стоит на привязи под палящим солнцем. На смену барам с официантками топлес и прочим подобным заведениям приходят придорожные заправки с круглосуточными магазинами. Все бы ничего – до тех пор, пока «Библейский пояс» не сужается и я не замечаю парные рекламные щиты вдоль дороги. Один из них обещает вечную жизнь через обретение Христа, другой – обратить вспять последствия вазэктомии.