Сотрудница «Blue Mountain» рассказала, что одна из участниц пикета, дождавшись, пока мужчины уйдут, зашла в клинику, сделала аборт, а на следующий день снова присоединилась к пикетирующим. У меня не укладывается в голове, как такое возможно, но сотрудница объясняет, что женщины в таких группах чаще других лишены репродуктивной свободы и, как следствие, чаще испытывают потребность в абортах. Потом они чувствуют вину и с утроенным рвением участвуют в пикетах. Ограничением свободы выбора объясняется и то, почему согласно исследованиям женщины-католички гораздо чаще протестанток делают аборты[66]
.Теперь, посещая клиники, я всегда спрашиваю, случалось ли, чтобы женщины, участвующие в акциях протеста, обращались в клинику за абортом, а затем вновь продолжали выступать против них. И всюду – от Атланты до Уичито – мне отвечают «да».
И все же сотрудники клиник, видя страдания женщин, молча провожают их в процедурную, не привлекая внимания СМИ.
А между тем в городе Уичито штата Канзас доктор Джордж Тиллер – один из немногих врачей, делающих аборты на поздних сроках (эта процедура составляет всего 1 % от общего числа, но она необходима, когда, например, плод нежизнеспособен), был ранен в обе руки женщиной-пикетчицей. Оправившись, он возвращается к практике и продолжает помогать женщинам, съезжающимся к нему из многих штатов.
В 2008 году я наконец встречаюсь с доктором Тиллером на симпозиуме врачей, выступающих за репродуктивную свободу и здоровье интимной сферы. Я спрашиваю его, помогал ли он когда-нибудь женщине, которая выступала у стен его клиники с акцией протеста. «Конечно, – отвечает он. – Ведь я обязан помогать им, а не усугублять их ситуацию. Наверное, они и так испытывают чувство вины».
В 2009 году доктора Тиллера убил выстрелом в голову активист, скрывавшийся внутри лютеранской церкви, куда по воскресеньям ходила вся семья Тиллера. Этот поступок был совершен «во имя жизни».
Я сижу в самолете, летящем из Далласа в Нью-Йорк. Рядом со мной – очень старая и очень элегантно одетая женщина. Должно быть, ей не с кем поговорить, решаю я, и завожу разговор. Оказывается, ей девяносто восемь лет и когда-то она выступала в коллективе «Девушки Зигфелда», а теперь собирается танцевать на бродвейской благотворительной акции против СПИДа вместе с подругой, которой сто один год и с которой когда-то вместе выступала. Они занимаются этим с тех пор, когда о СПИДе впервые сообщили в СМИ. Ее ответ смутил меня, и в то же время я жажду получить совет от «будущей себя» – ведь мне уже за семьдесят. Я спрашиваю, как ей удалось столько лет оставаться собой. В ответ она смотрит на меня, как на нерадивую ученицу, и говорит:
Деятельность организатора сюрреалистична по определению. Нередко мне случается видеть какую-нибудь картину, или целый ворох дизайнерской одежды, или стильно меблированную комнату, чья стоимость покрыла бы все мои проекты. В этом состоит основная задача организатора: выйти из темного подвала и рассказать людям, греющимся в солнечных лучах, каково это – жить во тьме. Со временем понимаешь, что для эффективного решения этой задачи необходимо свести вместе две эти группы. Те, у кого есть лишние деньги, поймут, что жертвовать их во имя таланта и красоты намного лучше, чем накапливать вещи. Те, у кого денег нет, усвоят важный урок: деньги – не панацея. Более того: обладание большими деньгами может привести к полной самоизоляции и отрыву от людей.
Думаю, именно этот контраст между излишком и нуждой – и есть основной источник злости и радости большинства организаторов. Злости – оттого, что подобная ситуация вообще имеет место, а радости – оттого, что эту дистанцию можно сократить. Сбор средств – цена самого главного подарка: заниматься тем, что мы любим.