Лида была магазинная воровка, и притом удачливая. Первый раз ее поймали еще в шестом классе, забрали в милицию, но отпустили. Воровать она не перестала. Дело это ей нравилось: то у соседки по парте шарфик стянет, то в переходе метро с лотка какой-то флакон цапнет, то туфли из магазина стибрит. Тут и неприятность случилась: в переходе метро приглянулись ей сапожки на одном лотке. Лида взяла один сапожок, под куртку засунула и унесла. Потом пришла за вторым. Он стоит, с виду тот самый. Она его сняла с прилавка, привычным способом под куртку засунула и вынесла. А домой пришла, видит – фасон и цвет тот самый, и размер подходит, да оба левые. Но было уже поздно, на другой день после школы пошла ошибку поправить, но продавщица оказалась очень умная, и, только Лида свою операцию провела, продавщица сразу заорала, и тут же милиционер подскочил, заранее подготовленный для ловли воровки. Ну и пошло-поехало. В милиции ее задержали и завели дело. Это была беда не велика. Но пока ее перевозили в СИЗО, двое охранников в автозаке ее изнасиловали. И это тоже было бы ничего. Лида, как Красная Шапочка в известном анекдоте, нападений не боялась: денег у нее не было, а потрахаться к этому времени она любила. Но обнаружила она беременность поздно, на седьмом месяце. Дурочка совсем, раньше не заметила. Пока сидела в СИЗО, подошло время рожать. Начались схватки ночью, сокамерницы подняли шум: кричали, били алюминиевыми мисками в дверь – врача вызывали. Такой шум подняли, что повезли Лиду под конвоем в двадцатую больницу, в специальное отделение, где рожают преступные женщины, пристегнутые наручниками к спинке кровати… И хотя Лида всю беременность ребеночка своего ругала, во время родов к нему переменилась: ей сильно захотелось, чтобы был он мальчиком, и представлялся он ей не новорожденным, а уже подростком, даже молодым человеком. И когда она кричала изо всех сил, так что чуть глаза из орбит не вылезли, она немного и улыбалась, такая радость вдруг на нее нашла. И родился Виктор стремительно, слегка прорвав узкие ворота, и закричал не визгливо, а почти басом. Сразу и на всю жизнь Лида его полюбила. И не зря. Мальчик ее с первого дня стал помощником жизни: перевели их на новое место, в тюрьму в Печатниках, в специальную камеру, где содержались мамаши с младенцами, и суд над Лидой смягчился, и дали ей сроку всего ничего, три года, и отправили в колонию, где был дом ребенка. И снова повезло ей больше всех – еврейке врачихе так понравился ее Витенька, что она их обоих пожалела, взяла Лиду уборщицей в отделение, где содержалось еще двадцать таких тюремных деток. И – не поверите! – вся Лидина жизнь повернулась с тех пор через Витю в хорошую сторону. Даже – не поверите! – когда освободилась, ей как матери-одиночке квартиру дали. Вот как удачно родила.
Роженицу привезли по скорой, с улицы. Она была без сознания. Сразу – в операционную.
Через несколько минут голая женщина лежала на столе. Инвалид. Культи выше колен, хорошо сформированы. Воды отошли. Родовая деятельность никакая. Ребенок был еще жив, сердечко тикает. Растерянный анестезиолог обратился к хирургу с одним словом: эпидуральная? Тот кивнул. На лицо женщины положили кислородную маску и начали вводный наркоз. Готовить пациента к интубации…
Девчонки забегали, и кесарево сечение хирург начал через тридцать пять минут. Сделал вертикальный разрез от пупка до лобка. Не горизонтальный. Ассистент переглянулся с хирургической сестрой: так делают только по жизненным показаниям. И все эти показания предвещали скорее смерть, чем жизнь: клинически узкий таз роженицы, прекращение родовой деятельности, вероятная отслойка плаценты и гипоксия плода. Хирург работал со скоростью бегуна на короткие дистанции, и соперником его была смерть. В такое единоборство он попадал не первый раз в жизни, чаще он проигрывал, но иногда удавалось и победить. Через двадцать две минуты это соревнование закончилось – победу ознаменовал детский крик.
Мать все еще была в медикаментозном сне, новорожденного осмотрели все участники этого события: здоровый ребенок, без заметных врожденных дефектов, рост 53 сантиметра, вес два килограмма девятьсот сорок граммов. Дыхательные движения и мышечный тонус удовлетворительные, кожные покровы розовые, на раздражения отвечает гримасой.
Мать проснулась через пять часов. Материлась. Потом назвала свое имя: Тамара Игнатьевна Вахромеева. Возраст тридцать восемь лет. Без определенного места жительства. Потребовала немедленно показать ребенка. Обрадовалась, что мальчик. Сказала – будет Игнат.
Жизнь Тамары Игнатьевны с тех пор пошла в горку: сына она никуда не сдала, хотя предлагали сдать в дом ребенка.